Москит. Конфронтация

В палатке у штабс-ротмистра шло совещание. Помимо командира заставы, в обсуждении ситуации принимали участие взводный разведчиков поручик Гнёт, прапорщик Аспид и пограничник в чине старшего вахмистра.

— Боевая задача у нас остаётся прежней, будем сдерживать нихонцев и ждать подкрепление, — вещал командир заставы.

Я переминаться за дверью в ожидании, пока на меня соизволят обратить внимание, не посчитал нужным и при первой же паузе прямо с порога отрапортовал:

— Господин штабс-ротмистр, младший вахмистр Линь по вашему приказанию явился!

Офицер с четырьмя звёздами и единственным просветом на погонах оценивающе глянул на меня, страдальчески вздохнул и объявил:

— Принимай командование пехотным взводом.

— Я? — у меня от изумления даже голос осип. — Взводом?

— Взводом-взводом, — с усталой и какой-то совсем уж невесёлой улыбкой подтвердил штабс-ротмистр, выглядевший так, словно не спал пять ночей кряду, и добавил: — Бойцов первого и второго отделения переведи на позиции третьего и четвёртого. Займись этим прямо сейчас.

— Будет исполнено! — взял я под козырёк и покинул командирский блиндаж откровенно сбитым неожиданным назначением с толку.

Я — взводный? Как так-то?

И будто мало того было, меня тут же окликнули:

— Господин вахмистр!

Обернулся, а это от госпитальной палатки, опираясь на заменившую костыль рогатину, ковыляет Демид.

— Господин вахмистр, меня выписали!

Я испытывал антипатию к политическим убеждениям белобрысого добровольца, да и сам он мне нисколько не нравился, вот и уточнил:

— Точно выписали?

— Отпустили, — поправился Демид. — Царапина, говорят! Сама заживёт! Только на перевязку приходить велели.

В госпитальной палатке оперировала кого-то бригада медиков; прежде я в ту сторону старался не смотреть, а тут зацепился взглядом и передёрнуло.

— Отпустили? — с сомнением произнёс я, но решил, что дарёному коню в зубы не смотрят, а хромой стрелок лучше пустого места, вот и распорядился: — Двигай в расположение!

Сам же я отправился принимать командование над взводом, в котором после боя осталось только двадцать четыре человека — это без меня, зато с хромым Демидом и всеми прочими контуженными, сильно и не очень. Ладно хоть ещё командовавший третьим отделением ефрейтор, несмотря на говорящую фамилию Бирюк, оказался мировым парнем из сверхсрочников, и я с чистым сердцем поручил его попечению всех бойцов за исключением собственных подчинённых. Возник, правда, немалый соблазн забрать себе станковый пулемёт с расчётом, но по здравом размышлении от этой идеи я отказался. Второй «Хайрам», увы и ах, накрыло прямым попаданием из танка, а оставлять отделение совсем без автоматического оружия — не дело. У нас-то трофейный пулемёт имеется.

Помимо патронов и гранат, мы с ефрейтором поделили лопаты и кирки, чему моё отделение нисколько не порадовалось, но ворчать никому и в голову не пришло — продолжили вгрызаться в землю, пусть и без всякого энтузиазма.

Ну а как иначе? Вопрос выживания.

— Угощайтесь, господин вахмистр!

Один из деревенских призывников, имя которого успело вылететь из головы, протянул наполненный мелкой лесной малиной котелок, и я отправил в рот разом полпригоршни ягод, прожевал, наслаждаясь вкусом, и ещё отсыпал горсточку, остальное вернул и позвал:

— Прокоп!

— Я!

— Докладывай!

— Стал быть, без происшествий, ваш бродие!

Я огляделся и взгляд сам собой остановился на Демиде, который что-то втолковывал узкоглазому Тимуру. Ячейка «Правого легиона» в отделении нужна была мне примерно как собаке пятая нога, вот я и задумался, не стоит ли сделать белобрысому добровольцу внушение, но всё же решил не горячиться и для начала приказал Прокопу развести эту парочку по разным звеньям.

— Ага, — кивнул тот. — Будет сделано! — Он немного помялся и спросил: — Ваш бродие, как думаете, басурмане сегодня полезут ещё?

— Да кто их знает, басурман-то? — усмехнулся я и машинально пригнулся, когда донёсся отдалённый грохот пулемётной очереди.

Стреляли с той стороны — не иначе нихонцы заметили какое-то движение на нашей опушке, вот и открыли беспокоящий огонь. Я перебрался к центральной траншее и залёг там под ёлкой с биноклем в руках. Так и провалялся с четверть часа, но за исключением редких обстрелов противник никакой активности не проявил.

В итоге мне всё это осточертело, я сходил с инспекцией на позицию третьего отделения, а после проверил своих обалдуев, но придраться ни к чему не смог и расположился у блиндажа. Откинулся спиной на сосновый ствол, запрокинул голову, поймал взглядом синий лоскут неба меж зелёных крон. То ли непроизвольно в медитацию погрузился, то ли задремал самую малость — непонятно, как такое состояние расценивать.

Думать не хотелось, звенело в ушах, ныло тело. Было жарко и душно. Хоть и расположился в тени, гимнастёрка на спине и под мышками промокла от пота, по щекам нет, нет да и скатывались солёные капли. И сколько ни прикладывался к фляжке, легче не становилось.