Я оставил попытку трижды стукнуть левой рукой и одновременно четыре раза хлопнуть по столешнице правой, вздохнул и взял запотевшую кружку с пивом.
– Никакой от вас пользы, а ещё диссертации пишите!
– Вот когда защитимся, тогда и обращайся за консультацией, – усмехнулся Лёня.
– По предварительной записи, – добавил Семён.
– За наличный расчёт, ага! – подытожил Василий.
Только и оставалось, что послать их к чёртовой бабушке.
Вася отсмеялся, хлебнул пива и заявил:
– Слушайте, мне тут одна птичка на хвосте принесла, что в первой лаборатории скоро вакансия образуется!
– Да какие там вакансии? – скривился Семён. – Журнал регистрации расхода препаратов вести и студентов в процедурные водить?
– Не, младшего научного сотрудника ищут, – мотнул головой Василий. – Леопольду исследовательский проект согласовали, будет сверхбактерий разводить.
Лёня поскрёб затылок.
– Так, может, к нему получится устроиться, если с первой лабораторией не выгорит?
– Да ну! – отмахнулся Семён. – Он же двинутый!
– Леопольд-то? – уточнил я. – Нормальный он. Пару раз вместе пиво пили.
Троица аспирантов уставилась на меня во все глаза.
– Если предложит в эксперименте поучаствовать – беги, – заявил Вася, вроде бы даже на полном серьёзе. – Помню, на четвёртом курсе он на себе колонию дрожжей испытал – так потом неделю в уборную зайти невозможно было!
Семён и Леонид закивали.
– А помните, пятнами с ног до головы покрылся?
– Точно! Они ещё светились в темноте. Вот это был номер!
Я не поверил ни единому их слову, но посмеяться – посмеялся.
На субботу Звонарь запланировал только один выезд, поэтому вопреки обыкновению по врачам я отправился не поздним вечером, а сразу после обеда. Под конец обхода поднялся на третий этаж к Лизавете Наумовне. Очереди у её кабинета не было, сама она заполняла какие-то бумаги.
– Проходи в процедурную, раздевайся до трусов, – попросила, задумчиво прикусив кончик карандаша.
Я разделся, лёг на застеленную чистой простынёй кушетку и невольно вспомнил, чем закончилась аналогичная процедура в таком уже далёком январе, но все эти глупости мигом вылетели из головы после первого же укола иглой. Лизавета Наумовна не пыталась выправить мои энергетические каналы и сместить узлы, но даже простая диагностика сегодня оказалась на редкость неприятной, не сказать – болезненной.
Иглы вонзались как-то очень уж жёстко, последующее сверхъестественное воздействие заставляло морщиться и стискивать зубы, а сама Лизавета показалась непривычно напряжённой. Не видел её такой, пожалуй, всё с того же января.
– Что-то случилось? – поинтересовался я в промежутке между уколами.
Лизавета откинула с лица локоны светло-каштановых волос и стиснула в пальцах очередную иглу.
– С чего взял?
– Вы меня не в первый раз в подушечку для иголок превращаете – очень, знаете ли, разница с предыдущими процедурами ощутима. Техника акупунктуры совершенно иная.
Лизавета поглядела на свои пальцы, которые нисколько не дрожали, и улыбнулась, только как-то совсем уж безрадостно. И – недобро.
– Ничего у меня, Петя, не случилось. Кое-чего не случилось, только и всего.
Я немного поколебался, не зная, стоит ли продолжать разговор, но лежать и молчать было глупо, вот и спросил:
– И чего же не случилось, если не секрет?
Ответом стало пожатие плечами.
– Чуда, наверное. И знала ведь, что нет смысла склеивать разбитую фарфоровую чашку, стоит выкинуть её в мусорное ведро, забыть и жить дальше, но все мы подвержены самообману.
Стало неловко, пожалел даже, что не удержал язык за зубами, но всё же переборол нежелание лезть в чужую душу и предположил:
– Так понимаю, это камень в огород Филиппа?
Очередная игла вонзилась лишь самую малость мягче предыдущих, а Лизавета жёстко усмехнулась.
– Камень? Да это целая скала!
– Наверное, это не моё дело…
– Ой, да брось! – фыркнула Лизавета. – Филипп спит со своей секретаршей, только и всего. С мужчинами подобное случается сплошь и рядом. Такие отношения привлекают именно отсутствием обязательств, делать из них проблему попросту глупо. Только вот чертовски неприятно узнавать о подобном от посторонних!
Сложить одно с другим получилось без всякого труда, и я спросил напрямую:
– Уверены, что Альберт Павлович не приукрасил ситуацию?
Лизавета Наумовна рассмеялась, как показалось, на сей раз совершенно искренне.
– Ох и хитёр ты стал, Петя! С тобой надо ухо востро держать!
Я и в самом деле намеренно сформулировал вопрос таким образом, чтобы выдать своё предположение за подтверждённый факт, но признавать этого не собирался и разыграл недоумение.
– Почему это?
Лизавета лишь покачала головой.
– Давай не будем жонглировать словами, – попросила она и следующую иглу воткнула в меня, такое впечатление, намеренно жёстко. – Что же касается твоего вопроса по существу, могу сказать одно: Альберт патологически честен. На моей памяти никто и никогда ещё не обвинял его в прямой лжи. Умолчать о чём-то, выдать желаемое за действительное, раздуть из мухи слона – это он всегда пожалуйста, соврать – нет.
Заявление в немалой степени удивило, и я полюбопытствовал:
– Так хорошо его знаете?
Лизавета Наумовна улыбнулась.