Москит

Рохан улыбался, и Нулани заулыбалась в ответ. Рохан был в точности такой, каким его описал Тео.

— Эй! — воскликнул Тео, наблюдая за девушкой. — Не вздумай с порога рисовать бедолагу!

Под конец поездки день вновь просветлел. Негромкий голос Нулани, болтавшей о всяких пустяках, успокоил Тео. Она старалась его отвлечь, и Тео в который раз изумился ее интуиции — этому дару, что пронизывал и ее картины. Надо надеяться, что Рохан с ним согласится.

К гостям уже торопилась Джулия, и Тео на миг показалось, что само прошлое спешит ему навстречу с улыбкой на губах и подносом в руках, с коктейлями и колотым льдом. Память вернула Анну. И брызги солнца в бокалах с вином. И вкуснейшую пасту с каракатицей, и сигареты с пряным ароматом гвоздики.

Тео понял, что многого, слишком многого лишал себя. В этот момент все те мысли, которыми он казнил себя столько лет, стали простыми, безмятежными. А воспоминания, не утратив остроты, обрели легкость. Ветер донес крик чаек, будто очень издалека, будто с другого неба — над Адриатикой.

— Это Нулани. — Опустив ладонь на прохладную руку девочки, Тео испытал пронзительное чувство единения.

После ланча из карри с крабами и маллунга,[7] и жареных баклажанов, и париппу — тушеной чечевицы, и восхитительного творога, после долгого и неторопливого ланча со смехом и дружескими шпильками Рохан наконец вскинул руку:

— Все, довольно! Так не пойдет. Нас ждет серьезное дело. Мы собрались, чтобы посмотреть картины Нулани, верно, нет? Нечего тратить время на всякую ерунду!

И он закрыл уши ладонями, отказываясь слушать возражения. На стенах плясали солнечные зайчики, и война казалась чем-то совершенно невозможным.

— Я расчищу место в студии, — торжественно объявил Рохан, угощая Тео сигарой.

— Бог ты мой! — изумилась Джулия. — Вот так сюрприз. Чтобы мой муж пообещал прибраться в студии? Да ты волшебница, Нулани.

— Может, в его карьере настал переломный момент? — предположил Тео. — Каково, Джулия? Ты ведь этого давным-давно ждала. И не говори, что ты не рада.

— Не скажу, — с серьезным видом отозвалась Джулия. — Если знакомство с Нулани заставит его навести порядок… О-о! Я готова скакать от радости!

— Парочка болтунов, вот вы кто. Пойдем, Нулани, — ухмыльнулся Рохан. — Не обращай внимания на этих филистеров. Показывай свои работы.

— Ясно, — вздохнула Джулия. — Пойду-ка приготовлю нам чаю, Тео. Людям искусства определенно не до нас.

— Ну а я вытащу картины из багажника. — Тео поднялся. — Хоть на что-то сгожусь.

Широким жестом он распахнул дверь, придержал для Нулани и вслед за ней вышел из дома.

— Вы совсем другой сегодня. — Нулани подняла к нему улыбающееся лицо.

Спасаясь от солнца, они шли вдоль стены дома. Воздух был горяч и неподвижен.

— Мне нравится, — тихо добавила Нулани. — Я впервые вижу вас по-настоящему счастливым.

Тео молчал, проникаясь атмосферой вокруг них — ослепительно белой и хрупкой, как яйцо чайки, и заряженной невысказанными мыслями. Балансируя на краю неведомой пропасти, едва ли понимая, что делает, Тео протянул руку и прикоснулся к темным волосам Нулани. Переступил невидимую грань. Остановил мгновение для обоих. И, глядя на них сквозь плотную завесу зелени, увившей окно, Джулия подумала, что видела Тео таким много лет назад. Точно так же он смотрел на Анну. Знает ли об этом сам Тео? Догадывается ли?

Рохан пришел в восхищение от работ Нулани.

— Тебе не нужна художественная школа, — сказал он. — Ни к чему портить то, что дано от природы. Ты душой пишешь, девочка. Нет, тебе нужно просто рисовать. Постоянно. Рисовать все, что видишь, все, что хочется нарисовать.

Он умолк, погрузившись в мысли и не отрывая глаз от картин.

— И обсуждать твои рисунки тоже надо. В этом я тебе помогу. Но главное — продолжай работать. Попробуем устроить твою выставку. Не только здесь, но и в Англии, верно, нет? Что скажешь, девочка? Хочешь свою выставку?

Тео оставил их вдвоем, и Рохан, посмотрев работы Нулани, показал свои. Большие картины, написанные маслом, в полуабстрактной манере. Огромные серые полотна.

— Говорят, искусство — высшая форма надежды, — задумчиво произнес Рохан. — А возможно, это наша единственная надежда, учитывая, что жизнь — штука безысходная… — Рохан запнулся, подумав о Тео, вспомнив те дни после смерти Анны, когда их дружба, казалось, тоже умерла. — И зачастую бессмысленная. Не только в нашей стране, потому что здесь идет война, но везде и в любые времена. Такова уж природа жизни. Люди ранят и убивают красоту, и это тоже часть жизни. Ты обладаешь красотой, потом теряешь ее. Искусство — эстетическое олицетворение этого процесса, верно, нет? В определенной мере твои картины тоже, Нулани. И все же ты должна раздвигать границы. Шагай дальше. Не останавливайся, что бы ни случилось. Наблюдай жизнь, лови счастливые моменты, отмечай все, что тебя трогает. И умоляю — не надо рисовать одного только Тео!