Москит

Тео провел в камере четырнадцать с лишним месяцев. После давки, абсолютной невозможности побыть одному и зловония, худшим злом была скука. Один бесконечный день тянулся за другим, и ничто не менялось в их тягучей монотонности. Время остановилось. Тео почти не ел. Тошнотворная вонь пота и испражнений, скотские условия отвращали от пищи. Кое-кого из заключенных забирали, новых привозили. Дизентерия у нескольких человек плюс очередная атака москитов грозили вспышкой лихорадки. Очень скоро все узники были в красных пятнах укусов, и по ночам — худшее время! — стоны и проклятия сливались со звуками яростного расчесывания. Братья-медики неустанно пеклись о больных. Они просили побольше воды, чтобы хоть к ранам прикасаться чистыми руками, но охрана приносила в одной посудине воду и для питья, и для всех прочих нужд. Пытаясь снизить риск заражения, братья умоляли арестантов не мыться, пока все не напьются, но уговоры были тщетны. Из-за вечного страха и безделья в камере вспыхивали ссоры, непредсказуемые и жестокие, нередко из словесных нападок перераставшие в натуральные побоища. Тогда на пороге возникал охранник, вытаскивал ближайшего к двери заключенного и нещадно избивал. Не раз и не два в одиночку отправляли непричастного к драке человека, превратив его в кровавое месиво.

Братья-тамилы, врачи без дипломов, по мере сил и возможностей старались предотвратить подобное, несмотря на то что их собственное положение было таким же шатким, как и у остальных. И все-таки они были полны оптимизма и всевозможных историй о своей жизни до ареста, о младшей сестре, уехавшей в Англию. В детстве она училась кандийским церемониальным танцам, собиралась посвятить этому искусству жизнь. Но однажды на ее глазах человека облили керосином и подожгли. Танцы для сестры закончились навсегда; с того дня она мечтала только о медицине, заявила родителям, что хочет спасать людей, которых другие люди пытаются уничтожить. Вся семья только поражалась, а сестра ни разу не усомнилась в правильности своего решения. Вот как на ней сказались предсмертные крики несчастного. Братья сокрушенно качали головами. Сестре было тогда тринадцать. Сейчас ей уже почти двадцать.

— Когда тут воевать перестанут, она вернется и выйдет замуж за любимого. Они с детства вместе.

Братья все повторяли, что война не может длиться до бесконечности. И держать людей в плену тоже вечно нельзя. Очень скоро всех выпустят.

— Надо потерпеть. Ходят слухи про мирные переговоры, а выборы в следующем году точно будут. Так что ждать недолго осталось.

Тео долго не принимал участия в общих беседах. Слишком велико было потрясение. Он был полностью сбит с толку, едва понимал, что происходит вокруг. Гнев исчез, стертый неизбывной тревогой за Нулани. Безумие последних дней лишило Тео свойственного ему жизнелюбия. Он изменился. В тюрьме он вел себя так, словно с рождения был арестантом. Тео просто старался выжить в диких условиях, и ни на что иное сил у него не оставалось. Он оцепенел от настоящего, страшился будущего, мозг отказывался воспринимать что-либо помимо вопроса, ответ на который Тео так и не получил. Почему он здесь?

Вначале его зверски избивали, потом будто забыли о нем, а Тео не решался требовать объяснений — из трусости, из бесконечной благодарности за то, что не трогают. Он даже думать перестал в течение дня, ведь его в любой момент могли вытащить для очередной экзекуции. Он мало на что реагировал, а когда разбились очки, мир вокруг расплылся совершенно.