Москит

И добавил, что и в мирное время война дает о себе знать — оставшимися шрамами. Джулия продолжала плакать, но уже тихо, мерно раскачиваясь на полу, среди осколков жизни Нулани Мендис. Нужно было прислушаться к предупреждению Рохана. Ни Анну, ни Нулани по крайней мере не предали так, как Рохан ее предал. Она вытащила последнее письмо девушки и в сотый раз прочитала пугающие слова.

Джим теперь со мной долго не увидится. Сдает выпускные экзамены, поэтому совсем нет времени. А потом будет искать работу. Мне вас не хватает, я очень скучаю.

Джулия вздрогнула, словно ее хлестнуло током. Брат Нулани учился в университете Шеффилда, она вдруг вспомнила это с отчетливой ясностью. То ли Тео упоминал, то ли сама Нулани. Почему им не пришло в голову потянуть за эту ниточку? «Я найду ее, найду», — бормотала Джулия. Захлопнув чемодан, юбкой вытерла слезы и взялась за телефон. Она позвонит в университет Шеффилда. Разыщет Джима Мендиса.

Дождь закончился, и день притих, полный мягкого света, совсем как весной в Англии. А ближе к вечеру и солнце выглянуло. Служанка принесла блюдо с фруктами, поставив его на тусклый металлический поднос с изображениями индусских богов. Пока она семенила с подносом от двери, приближаясь к Тео, что-то мелькнуло в памяти, однако беззубая старушечья улыбка отвлекла его, и воспоминание исчезло, едва родившись. Но остаток дня Тео не находил себе места. Что-то определенно не так, что-то он забыл очень важное. Кровь бросилась в голову, вернулся озноб. Должен был прийти Джерард, но после сцены днем раньше Тео не хотел его видеть. К вечеру он превратился в сгусток боли; скорчился на кровати и, сцепив зубы, ждал появления Джерарда. Того все не было, и страх, теперь неизменный спутник Тео, усиливался с каждой минутой. В последние дни он чувствовал себя хуже. Нещадно ныла нога, вернулись головные боли — возможно, из-за плохо подобранных очков. Тео сполз с кровати и принялся ходить по комнате, не выпуская дверь из виду. Потом его вырвало, он снова лег, впал в забытье, но и сон не принес облегчения. Тео стонал, лихорадочно метался. Разбудил его голос служанки. Настойчивый и тонкий, голос звучал на фоне необъяснимого гула. Тео съежился: служанка стояла слишком близко. Он чувствовал, что весь горит, кружилась голова. Может, у него малярия? Старуха тыкала пальцем вверх, на потолок. Тео смотрел на нее сквозь туман. Чего она хочет? Он попросил принести радио — служанка либо не захотела, либо не поняла, и в конце концов Тео просто отвернулся. Старуха вела себя слишком дружески, и это пугало. Джерард так и не дал о себе знать. Тео подтянул к себе тетрадь. «Рохан, — думал он. — Только бы не забыть Рохана. И Джулию».

Чистый лист напомнил ему о блокнотах Анны, куда она мелким изящным почерком записывала наброски, работая над книгой. Вид самых обычных вещей всегда заставлял Тео задуматься. Как и картины Рохана — мощные, яркие холсты с зыбкими линиями горизонта. «Художник должен видеть невидимое», — говорил Рохан. Или кто-то другой? Солнце погасло. Тео чувствовал себя не просто одиноким, но отрезанным от всего мира белыми, пустыми стенами комнаты. Кто он? Пленник сумеречного ада, преисполненного жестокости и автоматных очередей. Его даже человеком трудно назвать. Что-то определенно не так. Вероятно, он все-таки болен малярией. Тео била дрожь от острого предчувствия, от какофонии голосов в голове, от внутренней борьбы неведомых сил, на исход которой он был не в силах повлиять.

Мысль настигла его внезапно, без предупреждения, прошила пулей, обрушилась ревущим штормовым валом.

Он вспомнил.

Суджи. И Нулани.

Должно быть, он потерял сознание. Очнулся в полной темноте на полу. Лицо девушки возникло в ореоле света, безмятежное, прекрасное. Тео был раздавлен необъятностью потери. Издалека приближался шум, медленно накатывал тошнотворными волнами, пока не распался на узнаваемые звуки. Удар мачете по королевскому кокосу, и плод с треском лопнул. Ладони обхватили его, подняли. Жидкость потекла по длинным пальцам, молочно-белая, густая. Со страниц альбома, лежащего на столе, сыпались черно-белые образы, летели на Тео, проникая в него. В щербатый стеклянный кувшин солнце струило лучи и пылинки; обнаженная до локтя рука замерла над пишущей машинкой. И запах. Льняного масла, скипидара, запах краски. Тео не двигался, вглядываясь в картину, что выплывала отражением в мутном зеркале, с каждой секундой проступая все четче. Звуки фортепиано, стекая по ступенькам веранды, в саду таяли в сплетении ветвей и фонариков. Лязгнула калитка. Смуглые руки опустили на стол серебряный поднос с чашкой чая и стаканом сока лайма. Человек, который принес поднос, широко улыбался. Что это? Снова шум. Откуда-то сверху. С неба? И голоса.

— Я не видела вас целых четыре дня! — воскликнула девушка.