Москитолэнд

2 сентября, после полудня

Дорогая Изабель.

Что ж, давай снимем еще один слой с Гигантского Кочана моих Причин.

Реджи – это Причина № 6.

Там, в Ашленде, он всегда стоял на одном и том же углу. Военные ботинки по колено, всклокоченные волосы, грязное лицо, обаятельная улыбка. Мама сказала, что он стоит именно там (на углу Самэритэн-авеню и Пятьсот одиннадцатого шоссе, если нужна конкретика), потому что это ближайший светофор к приюту для бездомных в центре.

По средам после уроков я играла в соккер в Юношеской христианской ассоциации (самые нежеланные мои внеклассные занятия). От школы туда ехать минут пять – прямиком по Клермонт-авеню до Ист-мейн. Но мы никогда не выбирали этот путь. Нет, в маминых глазах искрилась Беззаботная Юность Прямо Сейчас, и она сворачивала на Смит-роуд, выбиралась на Самэритэн-авеню, затем на Пятьсот одиннадцатое шоссе и оттуда уже на Ист-мейн. Это добавляло к дороге десять минут, но маме было все равно. Каждую среду на том самом пересечении двух улиц она открывала окно и меняла три бакса на улыбку и божественное благословение от Реджи.

Однажды в субботу нам понадобилось купить какую-то ерундовину, и папа оказался вместе с нами в машине на том углу. Он прежде не встречал Реджи и, насколько я понимаю, не знал о маминой щедрости по отношению к бездомным. Когда мы подъехали, мама потянулась было опустить стекло, но кнопку нажать не успела, прерванная папиной речью о кучке бездомных бездельников, отбросах общества и прочем в таком духе.

– Он мог бы найти работу, – сказал он, небрежно ткнув пальцем в сторону Реджи. – Если б не был ленивым пьянчугой.

Мама посмотрела на папу и, не проронив ни слова, спокойно открыла окно.

Реджи тут же подошел:

– Привет, Ив. По-настоящему прекрасное утречко!

– Поистине так, Реджи, – ответила мама, не отрывая глаз от отца. – Вот, держи.

Я переживала, что он скажет, как только стекло поднимется. Полагаю, Реджи ощутил напряжение, потому что, взяв деньги, посмотрел прямо на меня на заднем сиденье и подмигнул. И глаза его сверкнули утешительным озорством. Потом он повернулся к маме и отсалютовал двумя пальцами. Обычно этот салют сопровождался божественным благословением, но в тот раз Реджи сказал:

– Удачи, мисс Ив.

Мама закрыла окно, по-прежнему глядя только на папу:

– И тебе удачи.

(Когда пожелает, она может быть непробиваемо ледяной.)

Позже, перед сном, я спросила, разозлился ли папа за то, что она дала Реджи три доллара. Мама ответила, что нет, но я не поверила. И спросила, действительно ли папа прав и Реджи – лишь ленивый пьянчуга. Мама сказала, что некоторые бездомные именно такие, но вряд ли это относится к Реджи. И добавила, что, даже будь это правдой, она бы все равно дала ему три доллара. Мол, не ей выбирать, кто из них по-настоящему голодает, а кто притворяется.

– Помощь – это когда помогаешь всем, Мэри. Даже если они сами не знают, что попросили.

Я согласилась, что в этом есть смысл, потому что он есть.

И до сих пор ничего не изменилось.

Вот в чем дело, Из, прямо сейчас помощь нужна моей маме. Я знаю это наверняка, даже если она сама не в курсе.

До связи,

Мэри Ирис Мэлоун,

бродяга с Самэритэн-авеню