Эта странность, эта двойственность облика Львова раздражала Геворка. Он не любил разностилья, превыше политиков и правителей почитал тех, в ком жило чувство прекрасного и жажда горения. И наверное, так и уехал бы отсюда, без печали расставшись со Львовом, если бы не одна ночная прогулка.
Ночь была тихая, глубокая, августовская. Из тех, которые запоминаются надолго. Все спало. И на фоне неба, заслоняя звезды, нервно рисовались контуры церквей, костелов, приземистые силуэты синагог. Он узнал крестокупольный храм святого Николая, построенную бежавшими от турецкой резни армянами церковь святой Анны, долго стоял у Успенской церкви, наивной и беззащитной, как душа, лишенная тела. Трогал ладонью шершавый камень купеческих домов, укрепленных мощными контрфорсами. Ночной сторож рассказал ему, как решили построить во Львове огромную звонницу, самую высокую в мире, которая была бы одновременно и крепостью и наблюдательным пунктом. Но башня рухнула, придавив массу народа. Наверное, богу было неугодно, чтобы кто-то строил башни к небу. Геворк видел развалины, огромные камни, усыпавшие улицу, смотрел на темные узкие окна спящих домов. И на него накатила вдруг волна острого, жгучего любопытства. Ему захотелось хоть на время стать частицей этого странного города — загадочного, как сфинкс, вобравшего в себя многое и разное, как Рим. Почему бы не вобрать ему в себя еще и вечного странника Геворка? Внезапным было это решение. Но может быть, где-то в глубине души зрело оно не один год?
Дед Геворка, золотых дел мастер, часто говорил:
«Джаник! Дорогой! Я был против того, чтобы твоя мать выходила замуж за твоего отца, хотя и не наложил на этот брак родительского запрета. Нельзя было соединять такие крови. Армяне — странные люди. Они славят господа, но тут же шлют ему вызов, не соглашаясь с тем, что он предначертал. Армения погибла потому, что так решил господь, а не люди. Но мы не вняли голосу господа и ушли оттуда, чтобы создать здесь, в Италии, во Франции, в Польше, на Руси множество маленьких Армений. И по ночам каждому из нас снится новый Давид Сасунский, который обрушит на головы врагов скалы и водопады, построит надоблачные крепости. Не дело это! Господь решил погубить Армению. Мы должны были смириться с его волей, а не начинать все сначала.
А твой отец принадлежит к роду еще более строптивому и дикому. Люди его страны — русские — стихийны и буйны. Они похожи на спящего великана. Или на младенца, который научился ходить, но еще не знает, куда пойти. Но ведь когда-то этот младенец повзрослеет. Вознесет ли он тогда хвалу нашему господу или же придумает себе господа нового? Опасно соединять две такие крови».