Московии таинственный посол

— Кроме пьяницы Корытки, никто. Да вот еще Роксоляна, жена купца Богушовича… Видели их вместе. Корытке Тимошка иной раз деньгу кинет, а с Роксоляной совсем непонятно. Странная дружба…

— Нам с тобой она может казаться странной, а они без нее — как без воздуха… Ты любил когда-нибудь?

— Любил, — тихо сказал Геворк. — И жалею тех, кому не довелось испытать этого чувства.

— Я тоже им сочувствую, — ответил печатник. — Такие люди на дела не способны. Даже если возьмутся за что-то, обязательно погубят.

— Никогда не думал над этим.

— А ты подумай.

* * *

Еще через пять дней ему назначили наконец второе свидание.

— Когда же вы назовете свое имя и откроете лицо? — спрашивал Геворк.

— Не спешите. Придет время. Я прочитала ваши заметки о том, как вы с печатником ходили к Тимошке Турку. Это удивительный человек.

— Кто удивительный? Тимошка?

— Какой Тимошка? — брезгливо спросила незнакомка. — Он обыкновенный юродивый. Не понимаю, что Роксоляна нашла в нем. Такая видная женщина, хоть и невысокого происхождения…

— Вы считаете?

— Ах, ничего я не считаю! Даже не желаю говорить об этой развратной Роксоляне. Что же касается печатника, то мы с вами должны помочь ему.

Это «мы» удивило и обрадовало Геворка. Но в глубине души шевельнулось и ревнивое чувство: почему ее так заинтересовал печатник Иван? А вдруг в конце концов случится так, что она станет ходить на ночные свидания не к нему, а к печатнику? Печатник стар, но еще красив. И походка легкая, летящая. Движения точные, быстрые. Кого он напоминает? Ведь каждый человек похож на какое-нибудь животное, насекомое или птицу. Отец Торквани — на кузнечика, граф Челуховский — на хитрую рыжую лису, а печатник, пожалуй, на пантеру. Правда, брат Геворк видывал пантер лишь на гравюрах. Но знал, что зверь этот силен, быстр, смел. Литое тело. Стальные мышцы.

Бывалые люди утверждают, что грозная пантера любит, если ее гладят по шерсти, и даже мурлычет, как кошка. Но упаси боже погладить ее против шерсти! Оглянуться не успеешь, как большая мурлычащая кошка смахнет тебе лапой голову…

— Твоему другу печатнику. — Геворк ощутил в руке тяжесть туго набитого кошелька. — Меня интересует этот человек.

Геворк отступил к аркаде, собрался с духом и спросил напрямик:

— Я ли вам нужен? Может быть, вам следует назначить свидание не мне, а печатнику?

— Мужчины всегда были глупы, — ответила дама. — Но в последнее время они стали еще глупее. Ты ведь сам так интересно пишешь об этом человеке, что мне захотелось узнать о нем подробнее и помочь ему. Он ведь твой друг. Все твои друзья мне не безразличны.

Куда летит беспечный мотылек?

В пятницу у Геворка не было занятий. Он поднимался раньше, зажигал свечу и писал до первых петухов. Ему доставляло удовольствие в эти тихие часы помечтать о разных разностях, о вещах странных и необязательных. Например, о том, как к нему внезапно в виде птицы, пусть старого ворона, который живет на башне Кафедрального костела, является дьявол. Он не спеша садится на подоконник. Перебирая лапами, он выбирает место поудобнее, складывает крылья и говорит: «Кхар! Приветствую тебя, Геворк! Решился ли ты?.. Еще нет? Кхар! О, жалости достойный род Эдипа! Свершаются отцовские проклятья! Вы все немощны, хилы и трусливы. Вы мните себя мудрецами. Вы уже не способны рисковать собой во имя нового знания». И Геворк отвечает, что грустный пример доктора Фауста не испугал его. Фауст напрасно спрашивал тайну вечной молодости у дьявола. Только в себе самом можно отыскать секрет вечной свежести ощущений. Ведь старость, наверное, наступает в момент, когда перестаешь радоваться весенним лепесткам, чистому воздуху после грозы, кличу журавлей в поднебесье. Но все же: «Я принимаю твои условия, вещий ворон! Бери мою душу и возврати мне молодость. Я сумею ею распорядиться».

…И вот он, не зная, что его ждет впереди, через минуту идет по набережной святого Марка. Ветерок раздувает полы плаща. Что-то должно произойти сегодня. Что-то неожиданное, но приятное, что запомнится надолго. Может быть, тонкая рука отдернет занавеску в каюте проплывающей мимо гондолы и он поймает влажный зовущий взгляд карих глаз. И пойдет за этим взглядом мимо домов и улиц, а когда дома и улицы закончатся и впереди откроется простор моря, возможно, как отец, бросится в волны и поплывет далеко-далеко, на самый край света, куда даже Марко Поло не добирался. Впрочем, Поло часть своего дневника попросту выдумал. О Московии он, во всяком случае, здорово приврал: и о том, что там люди ходят в шкурах, и о том, что маленьких детей выбрасывают голыми на снег. Печатник Иван знает Московию лучше, чем достопочтенный Марко, и оп подобных вещей в своем отечестве не наблюдал.

Горит свеча. И видятся Геворку уютные венецианские площади, которые он в минуту пробегает легким, стремительным шагом, зеленоватая, вяло плещущая вода каналов, слышатся гортанные крики продавцов рыбы, гул шагов караула, направляющегося на смену ко Дворцу дожей…