Московии таинственный посол

— Да, действительно, книгу принесли мне вчера. Но издана она здесь, во Львове. Раз вы заметили год издания, то должны были прочитать и место, где сказано, что печаталась она здесь.

— Не могу поверить. Неужто и Львов приобщился к числу городов, несущих людям свет разума и веры? Но я не понимаю русских букв. Год издания разобрать легко. Прочесть название труднее.

— Это «Апостол». Ее напечатал мой друг, печатник Иван.

— Слышал о печатнике. Но, каюсь, не верил, что из его затеи выйдет что-нибудь путное. Полагал, какую-нибудь книжку он все же напечатает. Но плохонькую, бедную, а не такую красавицу. Да ведь я никогда не видывал столь красивой книги! Какие гравюры, какие заглавные буквы! Если бы я умел их читать! А вот здесь, в конце, видимо, обращение издателя к читателям.

— Да, это послесловие.

— Любопытно. И нуждаются ли апостольские деяния в каких бы то ни было послесловиях и комментариях?

— Я не успел еще прочитать.

— Смею ли я вас просить перевести его мне? Ведь я лишен возможности читать по-русски…

Торквани был сама любезность. Кроме того, гостя не обижают. Тем более гостя, принесшего подарок. Геворк взял в руки «Апостола».

— «Настоящая повесть показывает, откуда началась и как создалась эта печатня, — начал Геворк. — Волею отца и помощью сына и совершением святого духа, но повелению благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и по благословению просвещенного Макария, митрополита всея Руси, составилась печатня эта в царствующем граде Москве в 1563 году, в тридцатый год царствования его».

— Ах, как интересно! — застрекотал черный кузнечик. — Продолжайте, прошу вас!

— «Все это не напрасно начал я вам излагать, но по причине великих преследований, часто испытанных нами не от самого государя, но от многих начальников и духовных властей и учителей, которые по зависти возводили на нас многие обвинения в ереси, желая добро обратить во зло и дело божие вконец погубить, как это обычно для злонравных, невежественных и неразвитых людей, которые ни в грамматических тонкостях навыка не имеют и духовным разумом не наделены, но без основания и напрасно распространили злое слово».

— Очень, очень любопытно! — повторил Торквани.

— «Ибо такова зависть и ненависть, сама измышляющая клевету и не понимающая, куда идет и на чем основывается. Эти обстоятельства привели нас к изгнанию из нашей земли и отечества и от нашего рода и заставили переселиться в иные, незнаемые страны.

Когда же мы оттуда пришли сюда, то по благодати богоначального Иисуса Христа, господа нашего, который будет судить мир по истине, принял нас благочестивый государь Сигизмунд-Август, король польский, великий князь литовский, русский, прусский, жмудский, мазовецкий и иных стран со всеми панами своей рады».

— Я вас внимательно слушаю. Сам король! Что же дальше?

— «В то же время вельможный пан Григорий Александрович Ходкевич, пан виленский, верховный гетман великого княжества Литовского, староста гродненский и могилевский, усердно упросив государя, милостиво принял нас под свое покровительство и покоил немало времени и снабдил нас всем потребным для жизни. И мало ему было, что он нас так устроил, он еще и селение достаточное даровал мне, чтобы обеспечить мне… Когда же он достиг глубокой старости и стал страдать от головной болезни, то повелел нам прекратить работу и оставить искусство рук наших и в селении за земледелием проводить жизнь этого мира».

— Гетман щедрый человек! Читайте!

— «Но не пристало мне ни пахотою, ни сеянием семян сокращать время моей жизни, потому что вместо плуга я владею искусством орудий ручного дела, а вместо хлеба должен рассеивать семена духовные по Вселенной и всем по чину раздавать духовную эту пищу… И в одиночестве, углубляясь в себя, я не раз смочил слезами свое ложе, размышляя обо всем этом, как бы не скрыть в земле талант, дарованный мне богом…»

— Ни в коем случае! — сказал Торквани. — Талант, данный от бога, надлежит лелеять. Нельзя зарывать его в землю. Если: этот талант истинно от бога… Что пишет ваш друг далее?

— «И потому я вынужден был уйти оттуда… И на пути постигли меня многие скорби и беды, не только в силу длительности странствия, но и по причине сильнейшего морового поветрия, которое препятствовало моему путешествию, и просто творя — беды и невзгоды всяческие и самые злейшие. И, таким образом, благодаря человеколюбивому промыслу божию дошел я до богоспасаемого града, называемого Львов…»

— Никогда не слушал с большим интересом! И пишет как торжественно! Извините, что прервал.