Московии таинственный посол

Капюшоны гуськом направились по тропе к речке. Печатник сидел у самой воды на огромном камне. В руках у него были доска и резец. Завидев монахов, он тут же положил доску на траву, лицевой стороной книзу. Но цепкий взгляд старшего монаха успел отметить контуры рисунка: витязь, мчащийся в облаках на легком коне, а над ним — огромное смеющееся солнце. Что за рыцарь такой? Почему смеется солнце?

— Здравствуй, Иоганус Теодорус Москус!

— Здравствуйте! — ответил печатник. — А кто же вы такие?

— Мое имя Алоиз, — сказал старший, — имена остальных не имеют значения.

— Так как же мне их именовать в беседе?

— Они в беседе участия принимать не будут.

— Ясно, — сказал печатник. — Значит, беседовать со мной будешь только ты? Вот ты здесь и оставайся, а они пусть отойдут подальше.

— Иоганус Москус! Напрасно ты пытаешься нас обмануть своим напускным спокойствием. У нас в руках твои рукописи… Твой почерк не изменился. В свое время ты составил изложение еретических мыслей Николая Коперника и начал делать перевод его трактата на русский язык. Мы знаем, что ты учился в Кракове. Мы знаем, что ты ездил в Грецию, на Афон. Мы очень многое знаем и относимся к тебе как к врагу серьезному и требуем, чтобы ты немедленно покинул Острог. И во Львове не появляйся. Уезжай в Москву. Ты стар. Спеши.

— Если я так стар, зачем же вам волноваться? — спросил печатник. — Старые люди одной ногой уже в могиле.

— Уезжай. Тебе не место в Королевстве Польском.

— А если я не уеду?

— Тогда не проживешь и трех месяцев.

— Вот как! — сказал печатник. — Тут надо подумать!

— А думать, Иоганус Теодорус, тут не о чем. Мы не просим тебя, мы требуем.

— Не понимаю, — сказал печатник. — О чем вы толкуете? Я хочу издавать книги. Продавать их. Тем зарабатываю на жизнь.

— Не пытайся обмануть нас, Иоганус Теодорус. Мы не считаем, что ты агент московского царя. Дело выглядит иначе. Ты птица более крупного полета. Вы с царем оба — члены тайного русского ордена. Ваша цель — захватить Европу, сокрушить могущество римской церкви, а самого папу вывезти в Московию, заточить в темнице и замучить насмерть.

— Нет, божий человек Алоиз, относительно меня ты ошибаешься. И относительно тайного русского ордена — тоже. Такого ордена нет. И вряд ли когда-нибудь возникнет.

— Я тебе не верю.

— Твое право.

— Будешь ли ты сегодня дома около полуночи или же чуть раньше?

— Я всегда в это время дома.

— Мы придем побеседовать.

— Приходите. На беседу мне не жаль времени, если беседа интересная. Только вряд ли она такой у нас с вами будет. С Краковом и университетом вы ошиблись. Не там я науки добывал.

— Тогда где же?

— Вот этого-то пока что мне никому говорить не хочется.

— До вечера, — сказал старший монах. — Возможно, беседа наша все же не будет лишена интереса для обеих сторон.

— Поглядим…

Капюшоны удалились. А печатник вновь взял в руки резец и доску. Он работал почти дотемна. И улыбался каким-то своим мыслям.

На закате он возвратился в типографию. Посидел на табурете у наборной кассы. Глядел, как Гринь перед круглым итальянским зеркалом пытается привести в порядок свою кудрявую голову. Куда, интересно, он к вечеру собрался?

Странная улыбка не сходила с лица печатника.

А происходило все это как раз в тот вечер, когда в замке у князя не было гостей, Константин коротал вечер вдвоем с Северином, пока не закричала в своих покоях Гальшка.

Гринь действительно куда-то ушел. И возвратился лишь к утру. Потому он и не узнал о том, что происходило в их домике этой ночью. Зато фискалы Данилка и Федька проследили, что ночью капюшоны подошли к дому печатника и постучали в ставень. Их впустили. Затем Федька взобрался на крышу и приложил ухо к дымовой трубе, благо дело было летом, печей не топили.

Слышно было не очень хорошо, но все же Федька понял, что двое гостей остались дежурить в сенях. Сам хозяин с третьим капюшоном прошли в большую комнату, или, как ее именовали на польский лад, салю. Тут между гостем и печатником состоялся приблизительно такой разговор.

— Поднеси поближе свечу, — сказал гость. — Сейчас я сниму с себя кое-какие лишние детали, мешающие тебе меня узнать. Например, наклейные брови.

— Не надо, — ответил хозяин, — я и без того тебя узнал. Здравствуй, граф!

— Узнал?

— По голосу, по глазам и по походке.

— Голос и походку я старался изменить, а глаза специально закапал белладонной.

— Я ведь немного художник, — объяснил хозяин. — Запоминаю с первого взгляда рисунок рта, разрез глаз… В общем, так ли все это важно? Главное, что я тебя узнал.

— Ну, как же тебе живется?

— По-всякому. Неужто ты это еще не выяснил?

— Да, — согласился граф. — Люди, как правило, задают друг другу массу ненужных вопросов. Все это от недоверия, от вражды. Проверяем, обманывают нас или нет, юлим, скрытничаем… Что это?

— Проект надгробия Геворку. Ты должен помнить его. Учил музыке в монастырской школе. Его убили. Бургомистр назначил следствие.

— Помню. Выяснить ничего не удалось. Памятник может выйти прекрасным. В каком материале думаешь выполнить?

— Белый и черный мрамор.