На том бы истории этой и закруглиться, да разошлась вскоре молва по Московии, что Соломония беременна и вот-вот родит. Шептались, что великий князь послал в монастырь бояр проверить слухи. Доподлинно не ясно, родила ли в монастыре Соломония, или таким способом пыталась приворожить мужа — был ли мальчик, история утаила. В любом случае, родившегося якобы сына Георгия I (в русских преданиях известного как Кудеяр) Соломония никому не показывала. Много лет спустя поговаривали, что — когда настал Соломонии час уходить в лучший мир — пожелала вельможная черница, чтобы в гроб рядом с нею положили куклу в богато украшенной детской рубашечке.
А народ сложил о Кудеяре песню, якобы стал он спустя годы «разбойничком». Та же молва шелестела по всей Московии о том, что окаянного супруга своего Соломония перед смертью прокляла, а заодно наговорила она на воду да на пепел, чтобы не было счастья ни ему, ни его новым избранницам. Один из первых наших историков — князь Михаил Михайлович Щербатов[88]
рассуждал о заточении Соломонии так: «Государство было тогда токмо вид… По крайней мере, скорое вступление во второй брак Великого князя Василия подает сумнение, не было ли тут — окроме причины бездетствия — какого и пристрастия: в ноябре Великий князь постриг свою супругу, а тоя же зимы, что я мню быть в генваре месяце, женился на другой…»Вторая жена была выбрана московским правителем, как о том сообщил автор общерусской летописи, и впрямь исключительно по любви: «красоты лица ее ради и благообразия возраста». Ею стала племянница могущественного литовского князя Михаила Львовича Глинского княжна Елена Глинская (1508–1538), предки которой особой знатностью не отличались. Поэтому любовь любовью, а в выборе Василия опять не обошлось и без политики: уж больно заманчиво было породниться Московии с задиристым соседом — Литвой.
О юности красавицы племянницы знатного Михаила Глинского известно не так уж много, однако все историки сходятся в одном: молодая литвинка воспитанием и образованием от всех прочих московских девиц изрядно отличалась — те издревле на Руси были в терема заточены, там Богу молились, поднизи плели, песни пели, а то и спивались, и «в прелесть» от жизни такой непроглядной впадали. Княжна Елена по тем дремучим временам была сущая «эмансипэ»: свое суждение имела, на бояр смотрела прямо, глаз не прятала, а влюбленного в нее великого князя заставила сбрить бороду — по московским нравам дело вообще греховное.
Три дня играли свадьбу, двор изощрялся в пышности.
Хотя вопреки всем надеждам Елена три года никак не беременела (великий князь даже всерьез опасался, не бесплоден ли сам), дела государственные шли неплохо — как на поприще ратном, так и дипломатическом. Елена тем временем куда только не ходила на богомолье — и пустыни пешком обхаживала, и милостыню раздавала юродивым, слезами заливалась, молясь о чадородии, наконец Господь смилостивился, послал ей вожделенное дитя. 25 августа 1530 года в семь утра явился на свет Иоанн. Предание гласит, что в тот миг разразилась жуткая гроза, молнии сверкали. Василий швырял в толпу золото, распахнул двери тюрем, снял опалу с подозреваемых. Разумеется, то был плод поздней, затухающей страсти. Елена была на двадцать семь лет моложе государя.
Длительная «смоковность» второй жены московского государя успела, однако же, породить противные уху Василия III слухи о том, что, дескать, не сердешный ли друг царицы, не красавец ли богатырского сложения, не князь ли Иван Телепнев-Оболенский тут расстарался? И не его ли семя царево место наследовать будет? Великий князь Василий Иванович сплетни эти как мог игнорировал, рождению сына от души радовался и в честь первенца приказал выстроить в селе Коломенском церковь Вознесения.
Любовь его к царице разгоралась все жарче. Вслед за Иваном два года спустя на свет появился и второй сын, Юрий, оказавшийся, к несчастию, слабоумным. А через год, когда любимцу первенцу не успело и трех годков стукнуть, царь тяжко занемог. От булавочного укола образовался нарыв. Гной лился, не переставая, туловище князя распухло. Во время болезни жену он к себе не пускал — боялся видом ее своим напугать и, лишь почуяв близкую кончину, позвал. Поговорить же с ней не успел: говорят, что так рыдала и от горя кричала Елена, что не смог он ни слова сказать, лишь благословил ее с детьми да и поцеловал на прощание. За гробом царицу из-за горестного ее состояния пустить не решились, повезли почти бесчувственную в царской повозке.
Елена Глинская