Теперь расскажу о моем представлении царю. Когда я уже прожил здесь двенадцать дней, дьяк, ведавший дела иностранцев, прислал мне уведомление, что князь желает, чтоб я явился к нему с грамотами короля, моего государя; этому я был очень рад и со тщанием приготовился. Когда князь занял свое определенное место, за мною пришел толмач в верхнюю комнату, где сидело с лишком 100 дворян, все в роскошных с золотом платьях; отсюда я вошел в залу совета, где сидел князь со своею знатью, образовывавшею великолепную свиту; они сидели вокруг комнаты один выше другого; сам же князь сидел значительно выше, чем кто-либо из его приближенных, в позолоченном кресле; одет он был в длинное золотое платье, с царской короной на голове; в правой руке держал скипетр из хрусталя и золота, левой опирался на свое кресло. <…> Поклонившись, я передал ему грамоту; князь милостиво подозвал меня и осведомился у меня о здоровье короля, моего государя; я отвечал ему, что при моем отъезде король был в добром здравии и что я надеюсь, что и теперь он в таком же здравии. После этого князь пригласил меня к обеду. Думный дьяк представил мои подарки его светлости открытыми (до этого времени они были закрыты), и когда его светлость взял мою грамоту, я был приглашен выйти; я не мог говорить с князем, исключая тех случаев, когда он обращался ко мне. Я отправился в секретарскую комнату, где и ждал два часа, по прошествии которых я был приглашен в другой дворец, называемый золотым; не знаю, почему он так называется: я видел много дворцов, которые лучше этого во всех отношениях. Я вошел в палату, которая мала и необширна, как зала его величества, короля Англии; стол был накрыт скатертью, на конце стола сидел кравчий с небольшим белым жезлом в руке, этот стол был переполнен золотой посудой. На другом конце палаты стоял красивый шкап с серебреной посудой. Отсюда я вошел в обеденную палату, где сидел сам князь, не в торжественном платье, а в серебреной одежде, с короной на голове; сидел он на стуле, несколько приподнятом; около него никого не сидело. Вокруг комнаты стояли столы, за которыми сидели лица, приглашенные князем к обеду; все были в белых платьях. Места, на которых стояли столы, были подняты ступени на две. Посреди палаты стоял стол или шкап для посуды, наполненный золотыми чашами (между прочим здесь находились четыре удивительно больших кружки <…> из золота и серебра; думаю, что они добрых 1
1/ 2аршина высотою). При шкапе с посудой стояло два дворянина с салфетками на плечах, оба держали по золотой чаше, усыпанной жемчугом и драгоценными каменьями; это были чаши для питья самого князя; когда он бывал в хорошем расположении, он попивал из них по глотку. Блюда подавались князю без порядка, но сервиз был очень богатый: всем было сервировано золотом, не только князю самому, но и нам всем, притом приборы были массивные; золотые чаши также были очень массивны. Число обедавших доходило в тот день до 200 человек, и всем им были поданы золотые сосуды.Прислуживавшие дворяне были в платьях с золотом и служили князю с шапками на головах. До подачи кушаньев князь разослал всем по большому куску хлеба, и податель, называя вслух лицо, которому было послано, говорил: «Иван Васильевич, царь русский и великий князь Московский, пожаловал тебя хлебом»; при этом все вставали и так оставались, пока он произносил эти слова. После всех князь дал кусок хлеба кравчему, который тот съел перед князем и затем, откланявшись, вышел. Тогда внесли блюдо лебедей, разрезанных на куски (каждый лебедь на отдельном блюде), куски князь рассылал так же, как и хлеб, и податель говорил те же слова. Как я уже говорил, кушанья подавались не по порядку, а одно тотчас за другим. Затем князь рассылал с теми же словами напитки. Перед обедом он переменил свою корону да во время обеда две, так что я видел три короны на его голове в один день.
Когда все было подано, он дал каждому из прислуживавших ему дворян кушаньев и напитков из собственных рук; его намерение при этом, как я слышал, было то, чтобы все уважали его слуг. По окончании обеда он подзывал к себе по имени каждого из своих знатных; удивительно было слушать, как он может знать их имена, когда их так много у него. Я по окончании обеда отправился в свое помещение, был уже час ночи.