Мономах услал его в Залесье еще малым ребенком. Там и вырос Юрий — вдали от Киева, где все дышало прошлым, в разлуке с отцом, мечтавшим воротить это прошлое, в стороне от родичей-князей с их мудреными обычаями, с их упрямыми предрассудками, унаследованными от того же прошлого. Так и вступил Юрий в зрелые года — сыном своего века и своего края, свободным от ярма старины.
Он был первым князем, оседло поселившимся в Залесье: до него князья бывали здесь только наездами.
Доставшаяся Юрию волость издавна общалась с Киевом, с Новгородом, со Смоленском (со Смоленском особенно родственно) и с другими русскими землями. Близкими соседями Ростово-Суздальской области были волжские булгары. Через их посредство ее хорошо знал арабский Восток. Она обменивалась товарами с кавказским Югом. Сюда засылал гостей и европейский Запад. Но при всей широте и живости этих внешних связей внутренняя жизнь складывалась в Залесье иначе, чем на Днепре.
Города были не слабее и не беднее многих тамошних. Но городов было мало. Древний Ростов, богатый рыбными озерами да соляными варницами; более поздно окрепший Суздаль, вскормленный хлебородным Опольем, что раскинулось безлесным просветом по обоим берегам реки Нерли; подле них, на Клязьме, молодой, бодро входивший в силу Владимир; поодаль, на Волге, мал градок Ярославль; еще дальше на север, вверх по Шексне, старое Белозеро — вот и все города, какие застал Юрий в своей пространной, но еще малолюдной волости.
В городах и около них жизнь била ключом: изощрялись ремесла, ширилась торговля, тучнели пригородные нивы. Понаехавшие с князем бояре-дружинники богатели не по дням, а по часам, осев в земледельческом Суздале. С ними соперничало исконное местное боярство, угнездившееся главным образом в Ростове, где успело созреть и матерое купечество. Новоприезжие и туземные бояре состязались и между собой, и с духовенством, и с князем в захвате пахотных угодий, бортных лесов, бобровых гонов, рыбных ловель, соляных озер, а главное — в изобретении новых, все более коварных способов жить чужим трудом.
Начало феодальным отношениям было положено не здесь, а на Днепре и на Волхове, но тут, на берегах приростовских озер и Клязьмы, еще не тронутых войнами, не разоренных половцами, сыскалась более удобная почва для этих новых отношений. Ветхое отмирало здесь незаметнее, молодое нарождалось легче и росло быстрее. Людской быт день ото дня менял свой лик.
Однако так жили только города с ближайшими, зависимыми от них сельскими округами.
А дальше, за тесными пределами этих опрятно расчищенных и усердно возделанных округ, стояли непроглядные леса, где, по тогдашней поговорке, не сходились еще топор с топором и соха с сохой. Там, в малых и редких селищах, раскиданных лишь кое-где по глухим речкам и речушкам, люди вековали еще по-старому, по-бывалому. О городских новшествах туда и слух не проникал, а в укладе иных притаившихся в лесу деревень еще не совсем поизгладились следы былой принадлежности всех обитавших в деревне пахарей к одной, с годами разросшейся семье.
Для сбора дани с таких отдаленных, старобытных селений Юрию приходилось по временам выезжать самому, чего уже веками не делывали другие русские князья.
Юрий отлучался из города с неохотой.
За спиной оставался строптивый Ростов, привыкший исстари обходиться без князя. Ростовское боярство, упрямое и надменное, докучало напоминаниями о каких-то своих древних уставах и обычаях, будто бы нарушаемых Юрием: у нас, мол, того не бывало, у нас, мол, так не положено. Дерзкими голосами подтягивали боярам и ростовские купцы. Это раздражало, заставляло быть всегда настороже, стесняло движения.
Чтобы поразвязать себе руки, Юрий перебрался на житье в менее притязательный Суздаль, где окружил себя более податливыми людьми, обязанными ему, князю, своим благосостоянием. Но и эта новая, суздальская знать, осмелев от недавнего богатства, начинала тянуться, как и ростовская, к власти. Обуздывать ту и другую было не просто.
А тут еще под боком, в соседстве со своими княжескими злачными вотчинами, вскипали обидой крестьянские, или, как говорили в Залесье, сиротские, села, где в сумятице бурного хозяйственного роста одни, наживаясь, выживали других, где рядом с достатком плодилась и нищета, где и достаточный и нищий одинаково отчаянно бились в паутине еще непривычных феодальных пут.
А тут еще бередил сердце все более громкий стон и прямой ропот своих, столь нужных Юрию ремесленных людей, снедаемых завистью к городским, вольным, более сытым, чем они, рукодельникам, которых все прибывало.
Перед Юрием вставала во весь рост неотложная, труднейшая по своей новизне задача: создать крепкую государственную власть.
До этого не дошли руки у деятельного Мономаха. Над этим тщетно ломали себе голову южные союзники Юрия — предприимчивые галицкие князья. От этого отступились в позорном бессилии другие Юрьевы родичи — те, что пытались княжить в Великом Новгороде.