Московщина

Особенно возбуждался и трясся психиатр, когда я заводил разговор о Морозе, Лукьяненко и голодающем Федоренко, над отправкой которых в психушку Рогов усиленно трудился. Он наотрез отказался поведать мне что-нибудь об этих людях и их «диагнозах». Особенно показательна история Лукьяненко, который отсидел 15 лет (а был приговорен к расстрелу) за одну лишь высказанную идею об отделении Украины. Лукьяненко – из Чернигова, который вот уже несколько сот лет «благоденствует» под московским ярмом. Он дважды оказывался во Владимирской тюрьме. Во время первого пребывания там он чуть не умер от отравления. Большевики что-то добавили в пищу. Вся отравившаяся камера написала жалобы об этом. Но только через несколько лет, когда Лукьяненко за лагерное сопротивление попал в тюрьму вторично, а срок его заканчивался, Рогов на основании той старой жалобы отправил Лукьяненко в психушку, где ему приписали «ипохондрию» и дали вторую группу инвалидности как «психически больному». Это позволяло после «освобождения» в любой момент арестовать человека под тем предлогом, что больной «возбудился». Лукьяненко решил использовать висящий над ним дамоклов меч и в родном Чернигове потребовал пенсию «по инвалидности». Оказалось, что роговская «инвалидность» для пенсии не годится! Она может действовать только в негативном направлении, как основание для ареста, но не для пенсии.

Под конец моего пребывания во Владимире на поверхность выплыло новое лицо: оперуполномоченный Угодин. Опера бросили «на подкрепление» в связи со скандальным выходом информации о тюремных ужасах. После моего отъезда опер стал начальником тюрьмы.

Отличился он тем, что решил не выпускать из тюрьмы абсолютно никаких бумажек, даже подцензурных. Начиная с XXV съезда КПСС практически была полностью блокирована переписка политзеков. Все письма подряд автоматически конфисковывались без объяснения причин. Съезд окончился, но положение не изменилось. То же самое произошло с жалобами. Все формальные законы были отменены. В лучшем случае Угодин лично отвечал (устно) на жалобы в любую инстанцию:

– Вот вы пишите, что я совершаю беззаконие. На самом деле я прав. Понятно?

Не было никакой реакции даже на жалобу с вещественным доказательством – выловленной в баланде жирной личинкой мухи. Никто не обратил внимания ни на заявление, ни на приложенного к нему червяка.

* * *

В этот период мне довелось услышать рассказ участника войны Судного дня, которого я не могу назвать по имени из соображений его безопасности. Целая советская армия (около 50 000 чел.) была тайно переброшена в Сирию накануне войны. Делал это советский «мирный» флот, который выполняет не только шпионские задания…

Солдат погрузили в трюм траулера и в кромешном мраке, в духоте, повезли, как скот, не предупредив даже, куда. Подниматься на палубу запрещали. Возбужденное пушечное мясо в своем трюме нервозно обсуждало вопрос о том, куда же их везут: на Кубу? во Вьетнам?

Вблизи неведомого берега бойцам объявили:

«Евреи воюют с арабами. Мы будем на стороне арабов!»

Потом на военных машинах их в каких-то нейтральных униформах повезли через столицу к фронту. Арабы узнавали «старших братьев» и, вместо приветствия, запускали в них каменьями. Всюду висели карикатуры на дядю Ваню, который одной рукой дает арабу оружие, а другой – вытаскивает последнее у него из кармана.

Сначала их ракетный комплекс размещался за Голанскими высотами, в пустыне. Солдаты плакали, заслышав канонаду. Они не понимали, зачем их привезли сюда умирать.

Потом их направили на подвозку боеприпасов передовым частям. Израильтяне тайно прилетели на вертолете и устроили засаду в придорожных холмах. Первыми же внезапными выстрелами они подожгли головной и замыкающий бронетранспортер. Солдаты заметались в ловушке под огнем крупнокалиберного пулемета. Кто-то кричал «мама!», кто-то бился в истерике. Один офицер вытащил пистолет и с криком: «Вперед, за родину!» бросился навстречу опасности. Его тут же прошило пулями. На глазах выжившего парня очередь скосила его земляка, который погиб, не зная зачем, ради интересов московских угнетателей. В этом был особый ужас ситуации: насильно мобилизованные и согнанные в кучу юноши из порабощенных народов помогали порабощать очередную страну и гибли под ее пулями. Самым страшным, что запомнилось очевидцу, был мозг его несчастного земляка, который вытекал из простреленной головы мертвеца…

Когда-то советские люди пели: «…не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна». Теперь эти слова заменены более абстрактными: «…не нужно мне солнце чужое, чужая земля не нужна». Потому что уже наступает очередь турецкого берега и Африки.

Москва рвется к Иерусалиму, перекрестку трех континентов. Иерусалим лежит на пути к нефтяному Персидскому заливу, на берегу которого – ключ к мировому господству.

Многие верующие в лагерях толковали Иезекииля, объявляя Москву таинственным Гогом, а Израиль – твердыней, у подножия которой он найдет свою могилу.

59. Бандиты в погонах