Московщина

Других, более стойких чаевников привычка привязывает не прямо к КГБ, а к сомнительным компаниям, которые приходится терпеть ради неведомо откуда добытого чая. Но эти компании занимаются не только чаепитиями и сопутствующими разговорами «по душам». КГБ ставит четкую цель: любыми путями разложить политзека и тем самым уничтожить его как политического противника.

Был в лагере отвратительный тип по фамилии Курников, по кличке «Гитлер».

Он был тощий, костлявый, весь почерневший, похожий на черта. Явно из уголовников, самых отпетых. Разговаривал характерным тоном, растягивая и лениво скандируя каждый слог. Работал он в кочегарке, чувствовал себя хозяином, сожительствовал с пухлым женоподобным зеком Субботиным, которого мы прозвали в своем кругу «Ева Браун». Делалось все почти в открытую, демонстративно, и менты только помогали, предоставляя совместное место работы, где можно закрываться – редкая привилегия. Пример предназначался для соблазнения изголодавшихся зеков. Гомосексуализм в СССР – уголовно наказуем, но Гитлеру явно ничто не угрожало. Кое-кто соблазнялся… Вот рассказ одного из зеков: просыпается он среди ночи и, еще ничего не соображая, чувствует, как чья-то рука водит по его кальсонам вокруг заднего прохода… С ужасом он перевернулся на спину, плотно укутался одеялом. Тошнотворное состояние, желание не то пристукнуть соседа по койке, не то броситься в запретку, под пули.

Бывает, что и пассивные гомосексуалисты пристают безотвязно, и не сразу сообразишь, чего ради человек так прицепился – стукач он, что ли?

Гитлер раньше сидел «на полосатом», занимался там внедрением наркотиков. Когда он с уголовной компанией в закрытой камере курил анашу, дым которой поднимался вверх, то и нежелающий невольно дышал тем же зельем. Обычно в то время к Гитлеру и Кº подбрасывали молодого, свежего зека, и они пропускали его через конвейер: наркотики, карты, гомосексуализм. И человек списан, на нем можно поставить крест, разве что опер попользуется, шантажируя уголовной статьей.

И Гитлеру подбрасывали следующую жертву.

Позднее, на 35 зоне (на Урале), Гитлер сколачивал компанию бандитов, которые по заданию начальства перешли к прямому физическому террору политзеков. Под конец моего пребывания в Мордовии появился новый лагерный надзиратель Коняев, типичный гермафродит. Ментовский мундир распирали круглые, пышные формы полуженского тела. Пышнотелый Коняев томно поводил толстыми бедрами, строил зекам глазки, делая какое-нибудь замечание.

– Ой, нэ магу, – изнемогал молодой огненноглазый зек с Кавказа. – Ой, куда б мнэ увести эво? – И он причмокивал губами и качал головой, закатывая черный огонь своих глаз. (Этот, разумеется, попал в политлагерь случайно.) А Коняев в это время стоял рядом, томно и плавно покачиваясь, и с ним доверительно разговаривал какой-нибудь полицай, осторожно притрагиваясь к пухлой груди и млея от восторга. А мимо сновал бесчисленный народ – в столовую, из столовой, у двери которой разыгрывалась сцена.

Кавказец, говорят, таки увел его в какое-то укромное место.

31. «Наши» пришли!

Молодой украинец, Микола Горбаль, был арестован за упрямую приверженность родному языку и за написанную им «Думу», которую и не читал, по сути, никто. Как-то в магазине его друг попросил спичек. «Може, тобi сiрникiв?» – раздраженно поправил его Микола, который задыхался от быстрого «осушения» стихии его родного языка.

На следствии чекист предложил ему закурить.

– Вот спички… Ах, пардон, «cipники»! – многозначительно добавил он, с ненавистью глядя в глаза Миколе.

– Кто из бандеровцев тебя учил? Может, этот? Или этот? Или вот этот? – И чекист одну за другой совал в лицо фотографии изуродованных, страшных трупов.

Двадцать лет назад такие трупы, распухшие, изувеченные, с выбитыми глазами, чекисты бросали на площадях Западной Украины и запрещали их убирать – чтобы другие боялись идти в партизаны. Даже мертвых не оставляли в покое: обязательно надругаются, штыком или каблуком глаза высадят. Что уж говорить о живых… Я видел искалеченные пальцы Богдана Чуйко: чекисты одну за другой дробили косточки, зажимая в дверях.

Донимали даже приговоренных к смерти. Совсем еще юного тогда Гриця Герчака переводили в другую камеру, имитируя вывод на расстрел. «Ты вошел белый, как мел», – говорил ему поседевший в камере смертников Гуцало. А сердце стучало, как паровой молот…

Смертникам не доверяют ножниц – ногти им стригут менты. Партизанскому командиру выстригали их вместе с мясом. Так же «стригли» и волосы – он возвращался весь окровавленный. «Будешь знать», – приговаривали палачи. И каждую ночь – топот сапог. Может быть за тобой? Нет, в соседнюю камеру… И так месяцами.

Литовский партизан Пятрас Пукинскас подвергался в ЧК таким свирепым истязаниям, что терял сознание. Пока его отливали, русская переводчица развлекалась тем, что топтала его, стараясь прищемить каблуками половые органы.