Московская хроника 1584-1613

Можно думать, что Маржерет вместе с основной частью посольства также возвратился в Москву и окончательно покинул ее уже 5 октября 1611 г. К такому выводу приводит письмо Маржерета Джону Мерику от 29 января 1612 г. из Гамбурга, в котором Маржерет, сообщая о своем отъезде из Москвы и о положении в Москве, говорит, между прочим, о том, что “генерал Ходкевич прибыл в Москву”[78]. Таковы обстоятельства отъезда из Москвы Маржерета. Учитывая большую общность судеб Буссова и Маржерета — этих типичных авантюристов-кондотьеров — и характер их личных взаимоотношений, представляется весьма вероятным, что вместе с Маржеретом воспользовался посольством Салтыкова к Сигизмунду III для отъезда из Москвы и Буссов, последовав, таким образом, и в 1611 г. примеру “рассудительного” Маржерета, подобно тому как в 1606 г. он порвал с Василием Шуйским и бежал из Москвы также вслед за Маржеретом, уехавшим из России, — правда, в отличие от Буссова, легально, — 4 сентября 1606 г.[79]. Так заканчивается “русская” глава биографии Буссова.

Последнюю, заключительную часть его биографии правильнее всего было бы назвать: “Буссов-писатель”.

Выехав из Москвы, по нашему предположению, вместе с посольством Салтыкова и Маржеретом, Буссов, однако, не поехал в Варшаву, куда посольство Салтыкова прибыло 4 декабря 1611 г.[80], а направился в Ригу[81]. Нахождение Буссова в Риге свидетельствуется записью на одном из списков его Хроники, что рукопись “в 1612 г. 1 марта в Риге приведена в полный порядок” (Anno 1612, d/1 Marty in Riga in richtige Ordnung gebracht) (см. в настоящем издании “Археографическое введение”, стр. 69). Итак, к марту 1612 г., т. е. меньше чем через полгода после отъезда из Москвы, Буссов уже закончил работу над своим сочинением. Такая интенсивность и вместе с тем продуктивность писательских трудов Буссова должна быть объяснена как характером его сочинения, так и мотивами и побуждениями, которыми руководствовался Буссов в работе над своей Хроникой. С наибольшей полнотой и подробностями об этом говорит сам Буссов в письме герцогу Брауншвейгскому (стр. 193—194).

Прежде всего Буссов делает чрезвычайно важное признание, что “настоящая книга” (gegenwertige Buch), содержащая “описание” (Beschreibung) “внутренних мятежей и ужасных войн”, написана им не одним, а совместно с “другим почтенным человеком (andern ehrlichen Mann), которого в другом месте письма он называет своим “помощником” (Mein Mitgesell).

Другой вопрос, освещаемый в письме герцогу Брауншвейгскому, — это вопрос об источниках, на основе которых написана “книга” Буссова. Буссов заявляет, что он и его помощник описывали события, “частью разузнавая обо всех этих делах от честных и достойных доверия людей, частью, как уже говорилось выше, пережив их сами”, и что “все истинно так одно за другим и происходило и никакой лжи, никакого обмана сюда не приметалось”. Это общее заявление дополняется указанием в другом месте письма, что у Буссова и его помощника имелось “больше возможностей сделать это, чем у других, ибо мы могли не только наблюдать и записать все, что во время этого разорения происходило там в разных местах, свидетелями и участниками чего мы частью были сами, но и проследить события, имевшие место при тамошнем дворе за несколько лет до того и послужившие поводом для этих intestini belli, так как нам удалось получить сведения о них как от московитов, так и от тех немцев, кои уже до нас много лет жили в России и записывали (verzeichnet) эти дела по мере того, как они происходили” (см. наст, изд., стр. 193).

Наконец, письмо Буссова дает возможность определить и мотивы, которыми он руководствовался в работе над своей книгой, и цели, которые он преследовал ее написанием. Заявляя, что он очень хотел бы обнародовать “эти московитские дела” (diese Moschowiter Sachen) “среди немцев” (Deutscher Nation) “в виде печатной книги”, Буссов подчеркивает особо важное значение своей “книги”, хотя и называет ее уничижительно “ничтожной и несовершенной”. Обоснованию этого положения Буссов посвящает целый длинный период, где противопоставляет свое сочинение о московитских делах тому, что о них уже раньше “рассказывалось” (erzehlet und berichtet) “многими достойными воинами” (ehrlichen Kriegesleuten), — как воевавшими против московитов на стороне шведов и поляков, так и использовавшимися на время самими московитами против их врагов, — объявляя главным недостатком этих рассказов и отчетов то, что в них, в отличие от его “книги”, отсутствует изложение “первоначальных причин” (anfenglichen Ursachen) междоусобной войны, о которых “ни немецким поселенцам, ни сотням тысяч московитов не было известно все”.