В общем, этот Борис стремился так править, чтобы его имя восхваляли во многих землях, а в его земле была тишина и подданные благоденствовали бы. Он возвел и укрепил много городов и крепостей в стране. Весь большой главный город Москву он велел украсить и укрепить высокой и толстой обводной стеной из тесаного камня, а также обнести такой же очень высокой стеной толщиною в 23 фута город и крепость Смоленск, так что войска польского короля (когда король, как дальше будет сказано, осадил Смоленск) едва смогли соорудить штурмовые лестницы такой длины, чтобы можно было добраться до бойниц.[202]
На татарском рубеже он выстроил две мощные крепости, одну из которых по его велению назвали в честь него Борисградом (Borissgrod), а другую в честь всех царей — Царьградом (Zayrogrod), чтобы помешать и воспрепятствовать ежегодным набегам татар.[203] Он искренне хотел добра своей земле, но над его правлением все же не было благословения божия, ибо он достиг царства убийством и хитростью, Jus talionis[204], в конце концов, пал на него самого. Quod fecerat, idem ipsi Deus retribuebat[205]; что он содеял, то случилось с ним самим и с его близкими. Его владений и короны так сильно домогались, что он, подобно Ироду, должен был пребывать и жить в постоянном беспокойстве. Первым подстрекателем против него был нечестивый злодей, жестокий и беспощадный враг немцев, Богдан Бельский, в прошлом спальник (Cammer-Junker) Ивана Васильевича, которого он толкал и наущал на многие жестокости. Этого изменника царь послал воеводой и начальником над строителями на татарский рубеж, чтобы завершить постройку крепости Борисграда. Когда же крепость была выстроена, злодей посмел объявить, что он теперь царь в Борисграде, а Борис Федорович — царь в Москве. Но титул этот он носил недолго, ибо как только об этом стало известно Борису Федоровичу от немцев, которые были посланы с Бельским, он приказал доставить этого самозванного борисградского царя оттуда в Москву в таких регалиях, какие приличествуют не государю, а такому негодному бунтовщику, как он, а ничего лучшего достоин он и не был. Поскольку, однако (как говорилось выше), царь Борис дал обет в течение 15 лег не проливать крови, то он конфисковал всё его имущество и добро, дав его людям право служить, кому они захотят.Злоумышляли против царя еще и четыре брата Никитича (о каковых говорилось выше, что они после смерти царя Федора стояли ближе всех к трону и им был даже предложен царский скипетр, от которого они отказались, почему его взял Борис Федорович, хотя и не был призван на то и скипетра ему не предлагали). Они душевно скорбели о том, как поступили с Богданом Бельским.
Некоторое время они держались спокойно и покорно, но в конце концов они решили, что раз Бельскому не удалось добиться своего, то им следует пойти по другому пути, а именно — постараться дать Борису яд и тем извести его.
После этого Борис стал следить за тем, что он ест и пьет, очень остерегался, приказал многим тысячам московских стрельцов (Strelitzen) день и ночь оберегать его особу, куда бы он ни шел и где бы ни был — в Кремле или когда он ехал на богомолье в монастырь, так что князья и бояре не смогли причинить ему никакого вреда ни ядом, ни мятежом.
Увидев, что ядом и убийством ничего сделать невозможно, дьявол внушил им другую отраву, а именно — прибегнуть к обману, и употребили они для этого весьма удивительное орудие дьявола, так что случилось, как сказал некто: “Non audet Stygius Pluto tentare, quod audet, Effraenis monachus plenaque fraudis anus”[209]
.