Московская хроника 1584-1613

Этот Димитрий второй подверг население Стародуба в тот день еще большему испытанию. Он приказал Ивану Заруцкому, чтобы тот сел на коня и с копьем поехал за ворота, после чего он сам последует за ним и они станут состязаться и сшибаться друг с другом, пусть он храбро нападет на него и слегка заденет его копьем за платье, а он тогда упадет, как будто бы его столкнули силой. После этого Заруцкий должен поехать на свою квартиру и спрятаться. Если стародубцы захотят расправиться с ним, то Димитрию из этого станет ясно, что они ему, как своему царю, верны, а он, конечно, не допустит, чтобы Заруцкому причинили что-либо худое. Заруцкий сделал, как ему было приказано, Димитрий упал с коня и притворился полумертвым. Когда стародубцы это увидели, они закричали, что изменника (den Ismenick) Заруцкого нужно схватить, поймали его в воротах, очень основательно избили дубинами, привели связанного к Димитрию и спросили, что с ним делать. Когда Димитрий увидел, сколько народу набросилось на Заруцкого, он засмеялся и сказал: “Благодарю вас, православные. Теперь я во второй раз убедился, что вы мне преданы. Со мною, слава богу, ничего не случилось, я хотел только вас испытать и поэтому подговорил Заруцкого”. Они подивились его хитрости и посмеялись. Заруцкому же пришлось стерпеть эту грубую затею.[304]

Меховецкий выбил московитов из-под Козельска и остался там дожидаться своего государя. 1 августа Димитрий последовал за ним с намерением освободить от осады Тулу. Но когда он узнал, что Шуйский подговаривает три города — Волхов, Белев и Лихвин — отпасть и, когда Димитрий придет к ним, схватить его и выдать царю Шуйскому, он отступил снова назад к Самову.[305] Шуйский же все-таки добился своими происками того, что три упомянутых города отпали от Димитрия и сдались Шуйскому. Димитрий тоже скоро попал бы в руки Шуйского, если бы так поспешно не ушел. Отпадение этих трех городов помешало освобождению осажденных в Туле, но хотя наводнение и голод ужасающе усилились, они все же не хотели сдаваться, а надеялись на то, что вода спадет и они получат возможность сделать вылазку, чтобы попытать счастья, пробиться через вражеское войско и таким образом уйти оттуда.[306]

Но тут к князю Петру и Болотникову заявился старый монах-чародей и вызвался за сто рублей нырнуть в воду и разрушить плотину, чтобы сошла вода. Когда монаху обещали эти деньги, он тотчас же разделся догола, прыгнул в воду, и тут в воде поднялся такой свист и шум, как будто бы там было множество чертей. Монах не появлялся около часа, так что все уже думали, что он отправился к черту, однако он вернулся, но лицо и тело его были до такой степени исцарапаны, что места живого не видать было. Когда его спросили, где он так долго пропадал, он ответил: “Не удивляйтесь, что я так долго там оставался, у меня дела хватало, Шуйский соорудил эту плотину и запрудил Упу с помощью 12000 чертей, с ними-то я и боролся, как это видно по моему телу. Половину, то есть 6000 чертей, я склонил на нашу сторону, а другие 6000 слишком сильны для меня, с ними мне не справиться, они крепко держат плотину”.[307]

Так как Димитрий не приходил, а осажденным в Туле не на что было надеяться и люди от слабости уже едва могли ходить и стоять в доме и в комнатах, князь Петр и Болотников начали переговоры с Шуйским, объявили ему, что если он сохранит им жизнь, то они готовы сдаться с крепостью, если же он не захочет сделать этого, они будут держаться до тех пор, пока будет жив хоть один из них, даже если им придется пожрать друг друга. Шуйский удивился этому и сказал: “Хотя я поклялся ни одного человека в Туле не пощадить, я все же смирю свой гнев и немилость и ради их храбрости, за то, что они так твердо соблюдали присягу, данную вору (einem Worn), дарую им жизнь, если они будут служить мне так же верно, как служили ему”, — на том он поцеловал свой крест и приказал сказать им, что они все будут помилованы.

Болотников обращается к Шуйскому с речью. После этого они передали Шуйскому крепость Тулу в день Симона-Иуды 1607 г. Болотников проехал через калитку в задних воротах, где вода была не так глубока, к шатру Шуйского, выхватил свою саблю, положил ее себе на шею, пал ниц и сказал: “Я был верен своей присяге, которую дал в Польше тому, кто называл себя Димитрием. Димитрий это или нет, я не могу знать, ибо никогда прежде его не видел. Я ему служил верою, а он меня покинул, и теперь я здесь в твоей воле и власти. Захочешь меня убить — вот моя собственная сабля для этого готова; захочешь, напротив, помиловать по своему обещанию и крестоцелованию — я буду верно тебе служить, как служил до сих пор тому, кем я покинут”.