Московская ведьма

С этими словами он легко выкатился на лыжню впереди Марины и протянул ей одну палку рукояткой вперёд. Марина впервые видела такой экзотический вид буксировки.

«Ну, попробуй», – подумала она, хватаясь обеими руками за обмотанный чёрной изолентой конец палки.

– Держитесь! – крикнул мужчина и стал плавно разгоняться.

Марина чувствовала, как растёт тянущая её сила. Через минуту или две она уже ехала быстрее, чем когда-либо в жизни ездила на лыжах. Даже с горки. Будто зацепилась палкой за автобус, а не за странного мужика в советских лыжных ботинках.

Неожиданно «локомотив» резко взял вправо и рванул между заваленных снегом ёлок. Марина не успела испугаться. Поворот вышел резким, но она легко удержала равновесие.

Теперь они неслись по целине, но Маринины лыжи почти не проваливались в снег, а лишь слегка касались верхней корочки.

– Больше скорость – меньше ям! – заорал «локомотив», что вызвало у Марины приступ нервного хохота.

Ей стало страшно, но чувство, наполнившее её к тому моменту под завязку, нельзя назвать просто страхом – оно было многоэтажным и, если так можно сказать, многоподъездным; в нём умещались, кроме, собственно, страха, отчаяние, восторг, женское любопытство и ещё много чего, что Марина разучилась чувствовать ещё до того, как ей начали сниться мальчики.

Чувство достигло кульминации, когда «локомотив» резко повернул налево, как делают горнолыжники, когда хотят сбросить скорость, и отцепился.

Вооружённая тремя палками Марина прокатилась по инерции ещё метров пятнадцать и остановилась на самом краю небольшого обрыва, с которого открывался не просто красивый вид, а вид, которому ещё не придумано эквивалентного цензурного прилагательного.

– Твою мать… – вырвалось у Марины.

Созерцание заняло неоправданно много времени. Сначала Марина хотела сцапать всю открывшуюся ей красоту целиком, но вовремя поняв, что это невозможно, начала поглощать по кусочкам, откусывая по чуть-чуть, то справа, то слева, то с середины.

Всё это время локомотив-Димон стоял рядом. Марине он казался невидим, но она ощущала его присутствие.

Незаметно начало темнеть. Марина поняла это, когда перестал чётко просматриваться задний план «картины».

– Темнеет, – услышала она голос сзади.

– Темнеет, – повторила Марина.

Хозяин голоса подкатился к ней справа и протянул руку. Марина не поняла его жеста и посмотрела в него зеленоватые глаза вопросительно.

– Давайте палку, – улыбнулся он, – ехать пора.

Когда они добрались до лагеря, то есть до сельского клуба, где предстояло ночевать, по ощущениям пришла ночь. В окнах горел уютный свет, изнутри слышался смех и негромкие матюги. Марина вдруг поняла, что замёрзла, проголодалась, и невероятно хочет в туалет.

– Вот и прибыли, – из темноты подал голос Димон.

Марина по-подростковому глуповато хихикнула в ответ. Димон, кажется, не обратил на это никакого внимания, хотя с уверенностью говорить трудно, поскольку Марина видела только его контур и поблёскивающие в свете окон глаза.

– Ну, теперь-то вы знаете, какого чёрта сюда попёрлись? – спросил он.

Марина открыла рот, чтобы ответить, но облечь в слова мысль, которая в тот момент залетела в голову, оказалось непросто, поэтому она снова хихикнула, на этот раз, кажется, ещё глупее.

– Увидимся, – Димон махнул рукой и отчалил в чёрное.

С трудом переваливая через сугробы, Марина пробралась к центральному входу клуба, сняла лыжи и с невероятным усилием проникла внутрь, преодолев с поклажей целых две тяжеленные двери. Первое, что она увидела за ними, были огромные глаза Олежика.

– Ты где была? – простонал он.

– Пиво пила, – ответила Марина, заметив в его руке банку «Балтики».

Из-за Олежикового плеча показался Петрович – неизменный собутыльник и идейный вдохновитель мероприятия.

– Марин, что за фигня, мы уже идти за тобой собирались…

– Так чего не пошли? – огрызнулась Марина, которой вся эта гоп-компания вдруг стремительно опротивела.

У каждой приличной девушки должна быть подобная история в сумочке, другое дело, что у Марины история была подлинная. Она не боялась вспоминать о ней, но иногда, ночью, когда правят бал неврастения и отчаяние, ей становилось до того жутко от воспоминаний, что приходилось либо напиваться, либо звонить кому-нибудь из знакомых. Либо и то и другое вместе. По прошествии пары-тройки лет она благополучно забыла об этом маленьком приключении, но теперь воспоминание о нём, будто замороженное во льдах «нечто» имени Курта Рассела, чудесным образом ожило и начало стучаться в парадную дверь её памяти.

Она и сама не знала, почему решилась рассказать об этом «ведьмам». Просто во время её второго визита в «Адамовы веки» после общего трёпа, чая и конфет, ей вдруг захотелось поведать окружающим эту историю, в которую при любых других обстоятельствах никто бы никогда не поверил.

Её слушали очень внимательно. Даже Марго ни разу не перебила своими комментариями. После того, как Маринина история растаяла в дыме под лампой, дамы переглянулись между собой.

– Вы, конечно, поняли, с кем именно вам посчастливилось повстречаться? – тихо спросила Нина.