На ткацкой фабрике нас встретил командир саперного батальона военный инженер 2-го ранга Николай Григорьевич Волков. Он доложил, что подготовительные работы закончены, взрывчатка заложена. С Волковым был товарищ в штатском, если память не изменяет, директор фабрики. В цехах, по которым мы прошли, ни души. Пусто, тихо. Все оборудование уже вывезено. Директор рассказывал нам о фабрике, а у самого слезы на глазах:
– Может, погодите взрывать?
Отошли мы с Бронниковым в сторонку, посоветовались. Пришли к выводу: взрывать фабрику лишь в крайнем случае. Ведь преждевременный взрыв может отрицательно сказаться на моральном состоянии бойцов дивизии. Они уже знали: если в тылу подорвали какие-то объекты, значит, командование не исключает возможности нового отступления. А отступать нам теперь некуда.
Комбат Волков получил приказ оборудовать наблюдательный пункт на территории фабрики или рядом – в подходящем помещении. А директору я сказал:
– Фабрику подорвем, если фашисты атакуют мой НП.
С тем и расстались. Ну а у нас с комиссаром задача простая: «Не давши слова – крепись, а давши – держись».
Конечно, мы тогда не знали, что держаться нам осталось считанные дни, что Ставкой Верховного Главнокомандования уже разработан план контрнаступления, что резервные армии сосредоточиваются на исходных позициях и частично уже введены в бой.
Обстановка в полосе нашей дивизии в первых числах декабря оставалась весьма напряженной. Еще 30 ноября мы вынуждены были оставить три деревни: Дедово, Петровское и Селиваниху. Важное тактическое значение имела Селиваниха. Здесь был опорный пункт нашей обороны. Мы понимали, что противник, овладев деревней, бросит свои танки к Волоколамскому шоссе, к поселку Ленино и далее на Дедовск, Нахабино. В ночь на 1 декабря 40-й полк Коновалова выбил фашистов из Селиванихи, но днем, в 16.30, опять был вынужден отойти, будучи атакован 15 танками и мотопехотой.
Так сложилась боевая обстановка у нас в центре и на правом фланге к вечеру 1 декабря» (к. 40).
– Командующий фронтом!
Открыл глаза, а понять ничего не могу.
– Кто?
– Прибыл командующий фронтом! С ним и командарм.
Тут чья-то рука отодвинула плащ-палатку, которая завешивала дверь, в комнату вошел генерал с пятью звездами на петлицах шинели – командующий войсками Западного фронта Г. К. Жуков. Следом вошел командарм К. К. Рокоссовский.
– Доложите обстановку! – приказал генерал армии Жуков.
Собравшись с мыслями, начинаю докладывать, показывая на карте наши боевые порядки. Понимаю: времени у командующего фронтом в обрез. Говорю о главном, борьбе за Селиваниху:
– Сегодня, в три ноль-ноль утра, сороковой стрелковый полк атакует этот пункт.
– Состав полка?
– Пятьсот пятьдесят штыков.
– Мало.
– Так точно! Но мы подтянули туда два артиллерийских полка. Резерва пехоты у меня нет.
– А где приданная вам свежая стрелковая бригада?
– Она во втором эшелоне дивизии. Прикрывает Дедовск и Нахабино.
– Опасаетесь за правый фланг?
– Да.
– Верно, опасаетесь. В обороне дивизии это направление для противника – самое перспективное.
Он внимательно выслушал доклад о наших мерах по укреплению правого фланга дивизии, подумал и сказал:
– Хорошо! Но вернемся к 40-й бригаде. Задачу ей поставите более глубокую: удар через Селиваниху развить на Петровское, Хованское, Дедово.
– Есть, поставить более глубокую задачу! – ответил я, но лицо мое, видимо, отразило внутреннюю тревогу как выполнить приказ столь малыми силами?
Георгий Константинович усмехнулся:
– Не ревизором же я к Вам приехал. В Ваше подчинение переданы семнадцатая и сто сорок шестая танковые бригады, батальон сорок девятой стрелковой бригады. Хватит для Селиванихи?
– Вполне.
– И для Дедово! – подчеркнул он. – О взятии этой деревушки лично доложить в штаб фронта».