Московские дневники. Кто мы и откуда…

В «Пекине», когда выступает певица, приглушают свет. Музыка ужасно громкая. Танцы скромные. Но девушек охотно прижимают покрепче. Бунин: «Лицемер в каждом из нас». У Кёппена и Бёлля «эротические» места сокращают.

Западногерманский студент, который собирается преподавать немецкий язык в Принстонском университете, у его отца там связи. Как руководитель поездки он по нескольку раз в год приезжает сюда с западногерм. туристами. Говорит, что шоу со Шпеером и Ширахом не стоит принимать слишком всерьез. Точно знает, какие старинные церкви в Кремле при Сталине снесли. Рост 1,96, усики, очки.

Ст-ие восторженно рассказывают о неделе блинчиков в конце февраля [по-видимому, имеется в виду Масленица. — Перев.]: все едят эти блинчики, пьют водку, встречаются с друзьями, на улице тоже продают блинчики. … Нам тоже надо их отведать. Ирина, отстояв 3½ часа за «английскими сапожками», получает пару меньшего размера, но все равно покупает, к счастью, в институте удастся поменять. За сапожками сбежался весь институт.

Когда в Москве открывали магазин ГДР, был выставлен кордон из конной полиции. С детскими вещами, как говорят, обстоит прескверно.

Мука: 3 раза в год 1 кг на человека.

Домработница у Ст. из деревни, учится в Москве в торговом техникуме. Местом в общежитии не пользуется, живет и работает у Ст., получает в дополнение к 20 рублям стипендии еще 20 рублей. Позднее выйдет замуж за уважаемого человека, возможно за офицера, чтобы получить квартиру в Москве.

Теперь иногда совсем молодые иногородние девушки выходят за стариков, чтобы остаться в Москве, а потом разводятся. Теперь это происходит очень быстро, в суд подавать не надо, можно и заочно.

Средний месячный заработок: 70–100 руб.

Нехватка среднего медперсонала, как и у нас.

Друзья Ст.: в основном по школе. Очевидно, некоторое недоверие к новым знакомствам.

Капица: и в то время, когда исчез с публичной арены, имел хорошие условия для работы.

Физик. Семья, очень хорошо зарабатывающая, никто им не указчик. Ездят туда-сюда между Москвой и Дубной, имеют все, очень резко критикуют. Уже не равные условия с другими людьми.

Конторы: маленькие, тесные, очень старомодные.

«Правда»: современное здание 30-х годов. Напротив большой магазин, где, как говорят, продаются особенные товары.

В Союзе писателей картотека, в которой указаны гонорары авторов.

У Ст. и Ирины: переменчиво, в целом сдержанно. Хорошо темперировано. Недостает сердечности.

Вечерние разговоры в ресторане «Пекин» (как и повсюду, очень громкая музыка, приглушенный свет, когда выступает певица, скромные танцы, все довольно скучно и мещанисто) (я повторяюсь): Ирина иной раз чувствует себя как на пороховой бочке… Что может сделать одиночка… Ир.: Ничего… Всевластье аппаратчиков… Отличается ли нынешняя молодежь от нас… Ир.: Она считает, нет… Может ли литература что-либо сделать, чтобы человечество не погрязло в варварстве… Всеобщий скепсис по этому поводу… Клаус Фукс — сумасшедший математик, друг, носит галстук, забросив его на плечо, выходит на улицу в тапках, жертвует деньги церкви, еще в школе был верующим… Еще в 1860-м среди молодежи было такое скептическое настроение, все повторяется… Многие аполитичны… В западном обществе жить невозможно… Наше тоже не идеально…

Люди в ожидании необходимых улучшений, но мало что могут для этого сделать…

Водки при Хрущеве пьют больше, и пьяных на улицах прибавилось, потому что он запретил мелким забегаловкам торговать водкой в разлив. Вот молодые парни и покупают в магазине бутылку водки, сообща распивают ее в подворотне, быстро, не закусывая, и мигом пьянеют. В мелких забегаловках они бы непременно заели «сто грамм» бутербродом.

Добавление к Загорску: женщины, которые спокойно сидят в церковном притворе на лавке у стены, достают хлеб и запивают его, наверно, святой водой. Церковь не только святое место — она может быть и мирской. Таинство и будничная жизнь перемешиваются, что как раз и приемлемо для народа.

Здесь, в серой, сырой Москве, где все время мерзнешь, почти невозможно представить себе, что существует юг, с теплым воздухом и теплой водой… Этакая фата-моргана, каких в жизни полным-полно. Как иначе-то прожить?

Человек в гостинице, натирающий полы воском и т. д., знает три слова по-немецки, вероятно был в плену.

На эскалаторах метро. Женщины с детьми. Молодые люди, которые слева небрежным шагом сбегают вниз по эскалатору, мимо прочих людей. А.З. и остальные опасаются своего опыта… Я понимаю. Мы тоже, по сей день.

Три часа гуляем по городу. Немыслимая усталость, болят ноги и спина. ГУМ: замечаю, как в этих толпах сама быстро становлюсь тупой и наглой… Стоять в очереди за обувью, за стиральным порошком. Кошмар. Днем ни в одном ресторане нет мест.

У ворот Кремля часовые, разговаривают посредине арки и расходятся, когда раздается зуммер. Затем всегда выезжает автомобиль. За воротами стоит третий часовой, жмет на кнопку.