Московские эбани

— Сказать о картине, что она хорошая — это ничего не сказать. Виктория, отвернулась к окну, и он не видел её глаз. За окном было темно, в свет ночного фонаря туманила метель. В таком же ритме неслась музыка картин её воспоминаний. Ей показалось на мгновение, что и её уносит её потоком снежной мелочности в черную бездну. Нет. Просто она пьяна. Так какую картину он имеет ввиду?

— Говорили волшебная прямо. Там люди летают.

— У кого они не летают?.. У Шагала тоже летают. Ну и что? — с печалью вспомнила она о тех временах, когда люди встречающиеся ей на пути казались больше, значительней, чуть ли не древнегреческими полубогами. И за каждым казался свой мир. Оказалось — борьба рефлексов и догм.

— Во-во. С Шагалом тоже сравнивали. Говорили, что у Шагала, они летят с бодуна, а у тебя органично.

— Просто розовые сопли какие-то. — Виктория пожала плечами и, стараясь не выдать себя, начала собирать пустые бутылки в пакет, не оглядываясь на Вадима: — Нет! Я вам её не покажу. Она не имеет для вас никакого значения.

— Те есть как?! Картина есть картина! Дай посмотреть.

— Вы ничего в ней не увидите.

— А что я должен видеть?! Посмотреть-то дай!

— Уходите, пожалуйста. Сейчас придет мой сын, мне будет неудобно за то, что вы устроили.

— Но я уже, можно сказать, знаком с ней: голубоватая дымка неба… на переднем плане черная, словно обожженная трава… Мне бы хотелось ознакомиться с оригиналом.

— С оригиналом, как я понимаю, вы уже знакомы, — бросила Виктория и пошла на кухню с полным подносом грязных бокалов, тарелками из-под закуски. Вадим схватил свой бокал из-под вина, открыв зубом бутылку пива, с удовольствием заметив как она поморщилась, метнув на него взгляд, медленно с особым бульканьем налил себе пива в бокал. Выпил. Она вернулась с кухни, села перед ним в кресло и закурила, молча, вглядываясь ему в глаза.

— С оригиналом, говоришь? Так что же выходит, картина это не оригинал? Код что ли его? Или как он сам говорил, символ?

— Какой ты дотошный. Это приятно. Это твой плюс. — Вспомнилось ей, его фраза в ту ночь их странного знакомства.

— А что же минус?

— То, что хватаешься за все, что ни попадя.

— Ты не "все что ни попадя".

— Но так же случайна.

— Нет. Закономерна!

— Не может быть. Потому что тебе в принципе все равно.

— Нет! — он протянул к ней руки через журнальный стол, чтобы схватить за плечи, но она отпрянула. Он взял её недокуренную сигарету и затянулся. За кого ты себя выдаешь? — откинулся на спинку дивана, — Тоже мне судья х-художница. Блондинкой тебе было бы лучше. Сексуальнее.

— О! Бедный бледный эбани! — едко усмехнулась она. — Такой лишь рядом с блондинкою герой. Лишь чужая рецессивность может вдохновить на роль доминанты.

Он вжал голову в плечи, взглянул на неё снизу вверх, но тут же блеснул лукавым глазом:

— Если б я был этим… эбани, ты б оставила меня за забором!

— А ты и так за забором.

— Впусти!

— Зачем? Ты же все равно ничего не увидишь.

— Почему?!

— Почему, почему… Потому что погряз.

— Невозможно с тобой. — Вадим вышел в прихожую, молча оделся и вышел из её квартиры, с мыслью больше никогда не возвращаться.

Она курила, так и не встав его проводить.

ГЛАВА 18

Обед в ресторане Москва подходил к концу, ещё не перейдя в ужин. Вадим тяжело отдувался, набив пузо всякой изысканной всячиной. Борис, более умеренный в еде, скорее из-за чувства такта перед платящим, чем из природного аскетизма, не знал чем развлечь шефа и смотрел в огромное окно, с высоты птичьего полета наблюдая Манежную площадь. Все темы разговоров вроде бы были исчерпаны, но тут новой темой вошел в зал ресторана Иван и подошел к их столику с заговорческим видом:

— Вам срочная депеша. — Протянул он огромный конверт Вадиму и присел рядом, следить за его реакциями.

— От кого письмо? — Вадим и не подумал вскрыть его сразу.

— А вот догадайся.

— Чушь какая-то. Зачем ей мне писать, когда телефон при мне?

Не всех дам, чуть, что не так, бросал Вадим в фонтан. Тоню он обхаживал уже три года. Три года регулярно появлялся и исчезал с её горизонта, чтобы неожиданно появиться вновь. Она была девушка, так сказать, высшего класса по ещё советским меркам. У неё было все, чтобы жить спокойно и достойно: и образование, и знание нескольких языков, и отец полковник бывшего КГБ. И детство при дипкорпусе на Кубе, и каникулы в различных странах, и собственная огромная, для москвички, квартира в престижном районе, и даже работа в дорогом журнале с высокой зарплатой, не говоря про мелочи — в виде шубок и украшений. Не было у Тони проблем ни внутренних вроде, ни внешних, и даже маленький шрамчик над губой придавал её лицу некую изюминку. Но была при этом в ней такая опустошающая самодостаточность, что более трех суток в её обществе, а казалось бы — «на» — живи, — Вадим не выдерживал и несся сломя голову навстречу приключениям или случайным знакомствам.