Московские эбани

— Мама! Но её название тебе ничего не скажет. Ты его даже произнести током не сможешь. Не мучь себя. Да и не в этом дело. Он хотел на концерт, а денег на флаер у него не было.

— На что?!

— На билет. Флаер — теперь называется, мама.

— Я понимаю. Я понимаю. — Закивала она. — Я понимаю, что мы жители невидимой мировой империи с названием Черная Дыра — весь мусор мира, все словечки вбираем в себя! Я понимаю!

— Мама! Ну не издевайся. В общем, у этого парня не было денег на билет, тогда жлобы, подделавшие наши флаера, то есть билеты, предложили ему распространить их, за то чтобы потом взять один и пройти. Но ты понимаешь, что у нас из-за их липы прибыли не стало. А если б мы вовремя не кинулись в народ на площадь у Дворца Молодежи, тогда бы и в долгу остались. Вот я его и вычислил. Порвал у него всю пачку липовых флаеров, а он заплакал. Я его так пропустил. Сам ведь таким же был когда-то.

— Нет! Панком ты у меня не был! А чтобы на такое жульничество пойти!

— Ой, мама, много ль ты знаешь?! В общем, когда концерт кончился, он выйти боялся. Боялся, что побьют его.

— Отвез бы его к нему домой. Сдал бы на руки родителям.

— Но мама! Он от родителей давно ушел! А подвал, где его компания тусуется, этим жлобам вычислить ничего не стоит! Вот я и привез его к нам. Пусть в себя от страха придет сначала. А он такой забавный — в машине байки свои загибать начал, про то, как цивилизацию презирает, мол, свободен от всего. Ты на него не сердись.

— Да и не сержусь я на него вовсе! Только надо его родителям позвонить. Я представляю, что было бы со мной, если бы ты!..

— Он говорит, что родители у него алкоголики. И им не до него. Но вообще-то все бомжата так говорят. Мы по ним фильм снимали, а потом, как выяснять стали кто от куда — мама мия! У одного родители вообще крупные бизнесмены, приличнейшие люди, они в Питере в шикарной квартире живут, а отпрыск их в из дома ушел и в Москве по вокзалам и подвалам околачивается, весь какой-то паршой поеден!..

— Ладно. Потом у него про родителей спрошу. Пусть поест сначала. А где Аня? — спросила Виктория, накрывая на стол.

— Она после концерта с девчонками дальше, в ночной клуб пошла.

— Нормально. — Тихо, чтобы не возмутился сын, произнесла Виктория в сторону и позвала панка Мишу к столу. На что панк Миша пояснил ей, что панки за столом не едят, а едят только из помойки.

— Нормально. — Среагировала Виктория на это заявления и, не подав виду, что оно рассмешила её, взяла помойное ведро. Ведро было почти новое, потому что мусор клали в пакеты вставленные в него, но на всякий случай она его тщательно вымыла дезинфицирующими средствами. Потом положила на дно ведра пластиковую тарелку, прикрыла её макаронами, сверху положила сосиски, кусок хлеба и отнесла их панку Мише плотно воцарившемуся на вершине строительного мусора. Дала вилку. Но от вилки панк Миша отказался. Ел грязными руками из принципа.

Пока ел, вел беседу с Викторией и Митей ужинавшими на кухне, перекрикиваясь с ними. Но поближе подсесть и не подумал. И все-таки Виктория вызнала у него телефон родителей. После ужина ушла к себе в комнату, так чтоб не слышал панк Миша звонить им.

Мать Миши, то плакала, то ругалась и на Мишу и даже на Викторию, подозревая её в совращении малолетних, потом, извинялась и снова ругалась. Сделать категорический вывод, что она алкоголичка, после разговора с ней Виктория не могла, но понимала, что женщина явно не в себе, и к ней просто опасно посылать ребенка, видимо и без того загнанного ею, так сказать, в угол. Поэтому, сводя разговор на нет, все-таки смогла договориться, что Миша пока что поживет у них.

От предложенной на ночь раскладушки, постели, тем более простыни и наволочки панк Миша презрительно отказался. Пришлось кинуть ему на кучу старый туристический спальный мешок. Он упаковался в него, как хорек в норку и тут же засопел.

Проснулся лишь тогда, когда пришедшие с утра рабочие стали выгребать из-под него строительный мусор. Рабочие по просьбе Виктори делали это молча. Куча к растерянности "царя горы" медленно таяла. Виктория позвала его завтракать. Подросток забыл, что он панк, пошел в ванную комнату, помыл руки и сел за стол.

К обеду он даже решился принять ванну. Вечером поехал домой к маме. После этого дня он часто навещал Викторию, к недовольству Ани. Если Аня видела его — презрительно морщила свой вздернутый носик и уходила.