Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

Пока проживавшие в Москве французы понемногу приходили в себя после пожара, в городе организовалась наполеоновская администрация, призванная компенсировать отсутствие русских властей. Никакой власти в городе не было, а без нее затруднительно наводить порядок. Поэтому Наполеону пришлось принимать экстренные меры и в области обеспечения безопасности. «Император Наполеон, — рассказывал аббат Сюррюг, — который, как говорят, поначалу терпел грабежи только потому, что ими спасалось от огня то, что должно было пожрать пламя, особенно продовольствие, не мог скрыть сожаления при виде распущенности своих войск: он отдал самые строгие приказания, чтобы прекратить грабеж, а для нарушителей этого была введена смертная казнь»^{157}. Десять из двадцати шести арестованных поджигателей были преданы военному суду и расстреляны 13/25 сентября. Остальным, из-за недостатка доказательств, сохранили жизнь, они оставались в тюрьме. Однако все эти меры не могли серьезно повлиять на разгул преступной стихии. «Много раз офицеры наказывали смертью непокорных солдат, — продолжал священник, — но этим не удавалось ничего добиться».

Тем временем император решил ввести должность комиссара полиции в каждом квартале и организовать новую городскую администрацию. Он пожелал предварительно посоветоваться с французами, членами колонии, много лет прожившими в Москве и поэтому хорошо знакомыми с менталитетом русских. Император не хотел совершать ошибок, он был осторожен. Таким образом, еще до своего возвращения в Кремль, в Петровском дворце, он разработал стратегию оккупационной политики. Он отправил гонца к г-же Шальме-Обер, известной в Москве коммерсантке и жене одного из сорока заложников, высланных в Сибирь. «Дом Шальме-Оберов пользовался в Москве большим уважением, — писал A. Домерг^{158}. — Их магазины посещали представители самого высшего столичного общества. […] Образованность и широкие деловые связи этой дамы должны были придать большую важность сообщаемым ею сведениям. Г-жа Обер жила в походных условиях вместе с прочими погорельцами, когда к ней пришли от имени императора; ее костюм нес отпечаток лагерной жизни: поверх дамского платья на ней был надет редингот на меху». Представленная Наполеону, француженка первым делом сообщила ему размер своих личных потерь от пожара, достигающих суммы в 600 тысяч рублей, затем попросила у императора персональной помощи, прежде чем ответит на его вопросы. Беседа длилась около часа, и Наполеон очень внимательно выслушал ее ответы. Он расспрашивал ее о климате страны, об обычаях русских, о крепостном праве, прежде чем прямо спросить, каковы, по ее мнению, наилучшие методы для управления московитами. Женщина отвечала внешне охотно, возможно, этот допрос даже льстил ее самолюбию и должен был еще больше укрепить ее репутацию в Москве. А может быть, она просто не могла поступить иначе и подчинялась из страха. Француз Э. Дюпре де Сен-Мор говорил, что Наполеон отнесся к этой несчастной женщине скорее с презрением. «Он добродушно расспрашивал ее, — рассказывал он, — долго ли длится холод, которого все так боятся. Казалось, он желал приказать выпороть северные ветры, как некогда Ксеркс приказал высечь воды Геллеспонта. Допрос продолжался целый час; все ее рассказы о продолжительности и силе холодов он назвал баснями.» Каким бы ни было реальное содержание беседы, она свидетельствовала о полном непонимании между русской и западной цивилизациями. Также она показала страх, всегда подспудно существовавший у французских политических руководителей перед народом, который они все еще считали грубым и варварским. Тем не менее за XVIII век взаимные связи между двумя народами значительно развились. Сможет ли Наполеон действительно управиться с русскими? Это отнюдь не было очевидно. Статус оккупанта никогда не являлся легкой ношей…