Московские градоначальники XIX века

Правда, Ростопчин почему-то не выслал из Москвы француженку Мари Роз Обер-Шальме, вражескую лазутчицу, «составлявшую центр всего французского московского населения», по словам Льва Толстого. До тех пор пока увлечение всем французским в Москве Ростопчин не приравнял почти что к измене, пока не сбили вывески на вражеском языке с фасадов домов, Обер-Шальме имела в городе два модных магазина — на Кузнецком Мосту (истинно французской улице по числу магазинов) и в Глинищевском переулке. Когда Наполеон обосновался в Петровском дворце, он затребовал Обер-Шальме к себе, долго беседовал с ней. Как отмечал П. И. Бартенев, «эта обирательница русских барынь заведовала столом Наполеона и не нашла ничего лучше, как устроить кухню в Архангельском соборе. Она последовала с остатками великой армии и погибла с нею».

Не стоит, однако, приуменьшать возможности французской разведки по внедрению своих шпионов в Москве. Шпионов действительно было немало. Очевидец происходящих событий писал:

«Когда появились неприятельские шпионы в Москве, старавшиеся возбудить жителей к мятежу, рассеивая в народе разные злонамеренные слухи, московский градоначальник граф Растопчин предпринял против их козней строгие меры, с неутомимою бдительностью преследовал незваных гостей, между прочим, объясняя: «Хотя у меня и болел глаз, но теперь смотрю в оба».

Несколько лет жили в Москве два француза: хлебник и повар; хлебник на Тверской содержал булочную, а повар, как говорили тогда, у самого графа Растопчина был кухмистером. По изобличению их в шпионстве, они были приговорены к публичному телесному наказанию. Хлебник был малого роста, худ как скелет, бледен как мертвец, одетый в синий фрак со светлыми пуговицами и в цветных штанах, на ногах у него были пестрые чулки и башмаки с пряжками. Когда его, окруженного конвоем и множеством народа, везли на место казни — на Конную площадь, — он трясся всем телом и, воздевая трепещущие руки к небу, жалостно кричал: «Братушки переяславные! Ни пуду, ни пуду!» Народ, смеясь, говорил: «Что, поганый шмерц, теперь завыл — не буду, вот погоди, как палач кнутом влепит тебе в спину закуску, тогда и узнаешь, что вкуснее: французские ли хлебы или московские калачи!»

Повар был наказан на Болотной площади; широкий в плечах, толстопузый, с огромными рыжими бакенбардами, одет он был щегольски в сюртук из тонкого сукна, в пуховой шляпе и при часах. Он шел на место казни пешком, бодро и беззаботно, как бы предполагая, что никто не осмелится дотронуться до его французской спины. Но когда палач расписал его жирную спину увесистою плетью, тогда франт француз не только встать с земли, но не мог даже шевельнуться ни одним членом, и его должны были, как борова, взвалить на телегу. Народ, издеваясь над ним, со смехом кричал: «Что, мусью? Видно, русский соус кислее французского? Не по вкусу пришелся; набил оскомину!»[44].

Ростопчин не забывал и о борьбе с масонами, окопавшимися на почтамте и в Московском университете. Московского почт-директора Ф. П. Ключарева выслали в Воронеж 10 августа («Почт-директор Ключарев ночью с 11-го на 12-е число взят нами и сослан. Это большой негодяй, и город радуется удалению сего фантазера», письмо А. Булгакова от 13 августа 1812 года). Университет же и вовсе считался градоначальником рассадником масонства, особенно его попечитель П. И. Голенищев-Кутузов, по словам которого, вернувшийся в Москву Ростопчин заявил, что «ежели бы университет и уцелел, то бы он его сжег, ибо это гнездо якобинцев».

Несмотря на назначение Кутузова, армия Наполеона все ближе продвигалась к Москве, готовящейся к сражению. Здесь создавались огромные запасы продовольствия, обмундирования и фуража (все это потом досталось французам, правда, ненадолго). Новобранцев обучали военному делу. Пополнялись склады с боеприпасами. Развертывались госпитали, самый большой из которых был создан в Головинском дворце.

Помимо активного участия московских ополченцев в боях с французами (необходимо отметить, что почти 20 тысяч москвичей сражались при Бородине), Москва снабжала армию и всем необходимым — провиантом, боеприпасами, подводами, лошадьми. Из афиши от 27 августа 1812 года мы узнаем: «Я посылаю в армию 4000 человек здешних новых солдат, на 250 пушек снаряды, провианта. Православные, будьте спокойны! Кровь наших проливается за спасение отечества. Наша готова; если придет время, то мы подкрепим войска. Бог укрепит силы наши, и злодей положит кости свои в земле Русской».

Ростопчин утверждал, что каждый день в течение почти двух недель августа отправлялось в армию по 600 телег, груженных сухарями, крупой и овсом. К сожалению, не всё, что посылалось в армию, доходило до адресата. Ростопчин не раз жаловался Кутузову на казаков, солдат и мародеров, грабящих обозы с посылаемым к армии имуществом.

Для наведения порядка в городе Ростопчин испросил в столице разрешение отправлять в армию пьяниц и прочих «праздношатающихся» москвичей. А кабаки и питейные дома приказал закрыть.