Московские истории

– Все, что звенит, – низким вибрирующим голосом проговорил охранник. За его спиной в проеме арки, еле угадывающейся в полумраке, вспыхивали и гасли фиолетовые огни. Потом раздалась музыка, тихая, унылая, словно толкиеновские умертвия под холмами заиграли реквием на дудках из берцовых костей хоббитов.

Мне эта мысль показалась смешной, я улыбнулся и даже фыркнул, сдерживая хохот.

Взгляд крохотных глазок скользнул по мне, и я ощутил то, что называется «ментальный удар». Меня даже качнуло, как будто сильный морской ветер на набережной ударил в грудь.

– Смешно? – не меняя тембра голоса, спросил охранник и, отодвинув Валерия, сделал шаг вперед, по направлению ко мне.

– Костя, Костя! – заверещал Валерий, суя человеку-горе под нос какую-то яркую пластиковую карточку. – Все нормально, он со мной!

– Уважение, – наставительно произнес глыбистый Костя, уверенно нависая над моими ста девяноста девятью сантиметрами, – залог здоровья.

– Конечно, – ответил Валерий.

– Хорошего вечера. – Костя мотнул уродливой головой в сторону арки.

Валерий тут же ухватил меня за руку и потащил в полумрак, злобно шипя что-то на ухо. Что-то про чужой монастырь, свой устав и что не нужно смотреть людям в глаза без необходимости, особенно таким вот людям.

* * *

Миновав арку, мы оказались в неожиданно просторном помещении, скупо освещенном разноцветными лампами. Стены здесь были задрапированы тяжелыми портьерами темно-багровых и пурпурных тонов. Некстати вспомнилось, что в средневековой Европе пурпурный считался цветом траура. Играла приглушенная музыка, теперь это было что-то из Энии; пошарив глазами, я обнаружил источник звука: на небольшом помосте в углу зала ютился диджей.

Народу было не то чтобы мало, но люди вели себя тихо, спокойно, и оттого создавалось впечатление, что зал практически пуст. В то же время все столики, а их было не менее полутора десятков, оказались заняты. Над ними горели тусклые бра в узорчатых абажурах, и на лица людей падали причудливые тени. У меня на краткий миг возникло ощущение, что все присутствующие скрывают свои лица за масками, но, приглядевшись, я понял, что это не так, просто меня ввели в заблуждение игры света и тени.

И тут я понял, чем этот клуб отличается от прочих подобных заведений – здесь никто не шумел. Не гремела музыка, забивая битом сердечные ритмы посетителей, не хохотали заливисто пьяные женщины, не гомонили молодые люди, преисполненные чувства собственной значимости, не басили уверенно «хозяева жизни», никто не орал официанткам.

Люди разговаривали вполголоса. И свет был приглушенный. И тяжелые портьеры. Словно бы я попал в мир антиренессанса. Как-то давно от нечего делать я прочитал целую книгу о русском искусстве конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Вот тогда подобный антураж был в ходу, в моде. Это называлось странным словечком «декаданс». Вообще термин декаданс относится к закату Римской империи. Ну, все это помнят еще со школы: кризис после смерти императора Александра Севера, череда «солдатских императоров», всеобщее разложение, оргии знати, восстания рабов и колонов, набеги варваров, «горе побежденным», а потом Аларих со своими вестготами разрушил «тысячелетний город» и положил конец двенадцативековому торжеству Рима.

В русской империи накануне ее упадка все было примерно так же: оргии знати, недовольство народа, жуткая тень Распутина у трона, всеобщая обреченность… и бездействие. И на фоне этого развивался странный культурный феномен, который именуется «Серебряным веком»: поэзия, музыка, живопись. Вот все это вкупе русские и именуют декадансом.

И сейчас я оказался внутри него…

Валерий уверенно вел меня к одному из столиков. За ним сидел в одиночестве уже не молодой мужчина с крупными чертами лица. У русских часто встречается подобный типаж, напоминающий немецкий или голландский: выступающий подбородок, нос, широкий лоб, массивные скулы. Обычно люди с подобной внешностью имеют проблемы с лишним весом. Человек за столиком не был исключением – под кремовой рубашкой у него угадывался весьма объемный живот.

– Приветствую, – развязно поздоровался Валерий и кивнул на меня. – Это Нильс. Я забуду его тут на пару минут?

– К-нешно, – кивнул человек в кремовой рубашке. Стало видно, что он изрядно навеселе.

Я сел, откинулся на спинку стула.

– Саша. – Человек протянул над столом руку. Я пожал ее – ладонь была ожидаемо пухлой и влажной. – Выпьешь? – спросил Саша, пьяно улыбаясь.

– Спасибо, я…

– Давай, не стесняйся. – Он затряс головой. – Здесь все хотят выпить. Иначе… без этого дела… ну… сам понимаешь!

Он налил мне что-то из высокой квадратной бутылки. В полумраке я не рассмотрел этикетку, но когда поднял бокал и понюхал напиток, то по запаху ванили понял, что это бурбон.

– Давай выпьем за дам! – свистящим шепотом провозгласил Саша и почему-то оглянулся, словно нас подслушивали. – Они… они – ух! Давай!

Не дожидаясь движения с моей стороны, он приподнялся, стукнул своим бокалом по краю моего, залпом выпил и рухнул на стул, тяжело дыша.