Читаем Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г полностью

А рассказал нам и про Поленова, и про его картину наш учитель литературы Иван Иванович Зеленцов в одну из прогулок по нашим поварским и арбатским переулкам, когда мы целой гурьбой провожали его домой. Он жил поблизости — в Карманицком переулке, в небольшом трехэтажном доме из красного кирпича. Так от Ивана Ивановича мы узнали историю о том, как писалась эта картина, откуда, из какого дома и окна он писал и двор и церковь. Да, самого дворика не сохранилось. Почти все вокруг изменилось. Осталась сама церковь и ряд примыкающих к ней домов. Как все-таки приятно сознавать, что именно эта церквушка оказалась на таком знаменитом полотне. Правда, за домиками, образовавшими тот дворик, не видны ни Пушкинская площадка, ни скверик на ней. А они ведь тогда уже были. На картине же оказались скрытыми за домами. Многое с тех пор изменилось. Многие дома вокруг церкви исчезли. Но было очень интересно смотреть на то место, которое изображено на картине. Пускай, даже в измененном виде. Даже при том, что к нашему времени здесь позднее выстроили многоэтажные дома, которые все вокруг исказили.



Но и до этого очень изменили обстановку такие дома, как «Особняк Второвых», построенный почти перед самой первой мировой войной. В глубине сада стоит двухэтажный дом с выступающей вперед полукруглой колоннадой, с террасой над ней, с нишами, обрамленными спаренными колоннами по углам здания. У этого особняка явно дворцовый вид. Он очень красив и величественен. И очень странным выглядит вывеска у ворот, гласящая, что здесь размещено «Центральное Статистическое управление». Как это странно и скучно. Как-то не совмещается красота дома с нынешним конторским его содержанием. Даже обидно за дом. Не могли найти что-нибудь получше.

А рядом притулился небольшой деревянный особнячок Щепочкиной. Он-то уже был при Поленове, но не попал в поле его зрения. Скрылся за застройкой. Он из числа «послепожарных» с чуть выступающим трехарочным портиком, в котором арки покоятся на четырех красивых стройных колоннах. Домик оштукатурен и притворяется каменным. Сразу и не поймешь, что он деревянный. Как «Книжная палата» Во двор дома можно войти через шикарные арочные каменные ворота, которые по своему величию, пожалуй, даже превосходят сам дом. Они явно строились не одновременно с домом, а раньше. Даже значительно раньше. Возможно, даже вместе с церковью, когда возводили ее ограду.



Иван Иванович рассказывал, что в этом доме одно время жил поэт П. А. Вяземский, а совсем почти напротив на углу Рещикова переулка в прошлом веке жил поэт Языков. Чуть дальше была квартира композитора А. Скрябина. Позднее он переехал в другую — на Николопесковский переулок. Посреди площади разбит в конце прошлого века уютный скверик, названный «Пушкинским» в память великого поэта, тоже жившего тут неподалеку. Подумать только, на такой довольно небольшой территории части Садового кольца одновременно жили Пушкин и Вяземский, Языков и Грибоедов, а позднее Чайковский, Скрябин, Чехов, Шаляпин. Какие люди! Какие места!..




Но вернемся к Дурновскому и Кречетниковскому переулкам, которые мы только что оставили позади. Оба они пересекают Трубниковский и выходят к Смоленской площади. Не знаю, откуда получил свое название Дурновский, но Кречетниковский был явно связан с проживанием тут «кречетников», «сокольничих» царского двора. Совсем еще недавно здесь царил рынок, как продолжение растекшегося по всем соседним переулкам Смоленского рынка. Толкучка была отчаянная. Я застал это время. Здесь, среди торгового люда, можно было встретить много так называемых «бывших», или не успевших или не захотевших уехать за границу. Создавалось впечатление, что они, или какая-то их часть, потеряв свои состояния, большие или малые, нигде, очевидно, не работая, превратились в полу-нищих, промышлявших продажей сохранившегося еще у них имущества. Поэтому тут встречаются и дорогой антиквариат, картины в дорогих золоченых рамах, бронзовые канделябры, мраморные вазы, фарфор, хрусталь.




Очень много разной одежды. Ношенной и новой. Откуда новая, не пойму. Может быть, просто еще не ношенная. И одежда очень разная — от шуб и манто до простых поддевок и драповых пальто. Разные костюмы, платья, кофты, просто ткань кусками. Всего понемногу. Встречаются и обычные хозяйственные и бытовые мелочи. Посуда, инструменты, гвозди. И навалом и отдельными штуками. Возможно, что тут и ворованное сбывали. Пойди, проверь. Много случайного можно встретить тут. В том числе и то, чего не встретишь в государственных магазинах. Поэтому рынки еще были нужны. И Сухаревский, и Тишинский, и наш Смоленский и Палашевский. Всех и не упомнишь. Их ликвидировали значительно позднее. Стали размещать в центре продуктовые колхозные рынки.



Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное