Читаем Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г полностью

На углу Ножевого переулка располагалась пожарная часть. Это было очень заманчивое здание. Начальником части был отец Кольки Донцевича из нашего 5-го «д», и мы частенько заходили к нему посмотреть, как живут пожарники, посмотреть на их машины, даже просто медные сверкающие каски или брандспойты руками потрогать. Не всякому же это счастье выпадет. Жалко, что Юрку Моделя перевели в «а», а меня в «д». На какое-то время мы разошлись, вернее, директор по какой-то причине решил нас развести по разным классам. Заслужили чем-нибудь. Уж и не помню, чем. А не разошлись бы, то вместе бы повсюду ходили. И к пожарникам, в том числе.

На другом углу Ножового и Большой Никитской улицы в небольшом двухэтажном домике жила наша учительница русского языка и литературы в 5-х и 7-х классах Надежда Сергеевна Барабошина. А прямо напротив ее дома, через квартал, только уже на Малой Никитской улице, жила ее подруга, любимая моя учительница математики и наш классный руководитель Лидия Игнатьевна Громан.

На повороте на Мерзляковский переулок стоял большой доходный дом. Внизу магазин «Консервы». Здесь продавали не только консервы, но и овощи, и фрукты, а главное, всякие вкусные соки. В этом доме жили очень ответственные работники. Например, начальник милиции всей Москвы Вуль. Кто-то из его детей, кажется, тоже учился в нашей школе.



Я сказал «на повороте на Мерзляковский» и не оговорился. Тут никакого угла и не было. Просто большой дом, прерываясь на повороте, плавно заворачивал в переулок, а Большая Никитская поворачивала так же плавно чуть влево, к Никитским воротам. Вот на этом повороте и находился большой магазин «Консервы», где торговали соками, куда мы часто забегали, сравнивая, где лучше — тут или у Никитских ворот.

Но еще до этого поворота надо посмотреть на некоторые дома другой стороны. Тут в большой бывшей городской дворянской усадьбе находилась школа. Дом у нее торжественный, как дворец. И стоит он в глубине двора. Эта школа для меня лично имела огромное значение.



Когда я был в первом классе, а в нашей школе еще не было октябрятского отряда, моя мама отвела меня в эту самую школу, где октябрята уже были, и где хорошо развивалась их самодеятельность. Не знаю как, но каким-то образом меня, чужого для них мальчика, приняли в группу октябрят. Мама как-то уговорила. Там я больше всего занимался рисованием. Пытался петь, но ничего у меня не получалось. А через год мы уже готовились к вступлению в пионерский отряд в своей школе, и я, конечно, должен был покинуть свой октябрятский отряд.

Через несколько домов от школы стоит японское посольство. Раньше здесь жил Суворов. Даже на фасаде так и написано: «Здесь жил Суворов». Коротко и ясно. Правда, очень непохож был этот дом на особняк вельможи или какого-нибудь знатного лица. Большой и не очень жилой с виду. Но, несмотря ни на что, именно здесь жил род Суворовых. Это вызывало гордость.

И приходской церковью их рода всегда была церковь Федора Студита. А почему не «Большое Вознесенье»? Рядом с этим домом раньше стояла небольшая колокольня при огромном храме «Большое Вознесенье».

Обращает на себя внимание то, что храм «Большое Вознесенье» и его колокольня совсем непохожи друг на друга. Слышал, что храм построен на месте прежней церкви, при которой и стояла эта колокольня. И были они обе семнадцатого века. А современный храм построен был только в девятнадцатом. Почему-то новую колокольню, задуманную по проекту, не построили. Оставили старую. Она такая небольшая, рядом с храмом просто малышка, но очень славная. Восьмигранная узкая пирамида шатра прорезана окошками-слухами, украшенными небольшими наличниками. А сам храм стоит величественный, с большими многоколонными портиками по бокам. По стилистике оба эти замечательные здания совсем не сочетаются.



В тридцатых годах до колокольни, наконец, добрались. Снесли. Долгое время на ее месте был дровяной склад, а после войны здесь соорудили сквер. Позднее в центре сквера установили памятник Алексею Николаевичу Толстому. Он жил по соседству на повороте Спиридоньевки.

А еще я тогда узнал, что задолго до окончания строительства храма в одном из боковых приделов венчался сам Пушкин со своей Натали. Ведь дом Гончаровых находился тут же неподалеку — в Скарятинском переулке на Большой Никитской. И приписан был к приходу этой церкви. Я специально ходил на Скарятинский, чтобы посмотреть, в каком же именно доме жили Гончаровы. Точно тогда ничего не узнал, но примерно догадался. Дом как дом, ничего особенного. И если бы не Гончаровы и Пушкин, то и смотреть-то не на что. Но почему-то никакой памятной доски ни на одном из домов не было. Странно. Ведь Пушкин все-таки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное