Московские коллекционеры

Пабло Пикассо с полным правом следует назвать щукинским художником. Но даже Сергей Иванович, купивший больше всех в мире работ Пикассо, и то к его искусству «пробирался с трудом». Сколько раз Щукин повторял, что, наверное, Пикассо обладает некой магической силой, если сумел заворожить его своей живописью. Смысл последних полотен Пикассо со сложными геометрическими фигурами и правда был подобен ребусу. Разгадывать его Ивану Абрамовичу вряд ли было интересно, да и напряженность и сосредоточенность искусства испанца Морозову была явно чужда. В живописи он искал безмятежность и радость, за что так любил фовистов. Однако ранние вещи «голубого» (он же «синий») и «розового» периодов были вполне в морозовском вкусе. И то, что Пикассо явно претендовал на звание «мастер нового времени номер один», Морозов, конечно, не мог не чувствовать. Когда Иван Абрамович купил «Девочку на шаре», лучшую из работ раннего «розового» периода, в блестящем будущем Пикассо сомневаться уже не приходилось. Запоздалой эту покупку назвать никак нельзя. Вряд ли один из шедевров Пикассо удалось бы купить раньше: картина с 1907 года висела в знаменитой квартире Лео и Гертруды Стайн на улице Флерюс вблизи Люксембургского сада и покидать Париж не собиралась [124].

Американцы охотились за новым искусством с не меньшим азартом, чем русские коллекционеры. Несколько лет брат и сестра жадно скупали Матисса и Пикассо (с которыми водили близкую дружбу), потом, разочаровавшись в своих кумирах, большую часть собрания распродали. Им помогал Канвейлер. Устроитель первой выставки кубистов монополизировал отцов-основателей нового течения, Пикассо и Брака в первую очередь. Через его галерею Щукин как раз и купил большую часть своего Пикассо. В 1913 году, когда брат и сестра Стайны делили коллекцию, лучшие работы у них выкупил Канвейлер. «Девочку на шаре» он продал Морозову за 16 тысяч франков.

Еще в 1911 году, когда Щукин уже всерьез заинтересовался Пикассо, цены на картины художника выросли на порядок: лишь три года назад Воллар продал Морозову «Странствующих гимнастов», одну из самых проникновенных работ «синего» периода, всего за 300 франков. Картина обошлась ему дешевле, нежели любой из молодых русских художников. Наверняка Воллар присовокупил «Арлекина и его подружку» к очередной партии картин «в нагрузку» — такое случалось довольно часто, цены галерист ставил смешные, а пару раз и вовсе отдал задаром, поощрив покупателя, словно торговец на рынке. Ивану Абрамовичу работа понравилась: яркие цвета, сильный гибкий контур, печальный Арлекин «с набеленным лицом трагика Пьеро», а лицо подружки напоминает японскую маску… Лишь три года спустя коллекционер поинтересуется, как же зовут этого мсье Пикассо, а то надо сделать подпись под репродукцией картины в «Аполлоне», но без имени как-то неудобно.

С голубым и розовым Пикассо все ясно. А вот с портретом самого Воллара — не очень. Что заставило Морозова купить кубистическую вещь, бывшую явно не в его вкусе, остается только гадать. Одно из двух: либо чутье куратора, либо расположение к парижскому торговцу. У Воллара им были куплены почти все Сезанны и Гогены, равно как и большинство работ Вальта, Вламинка, Дега, Ренуара и Русселя. Собственный портрет маршан оценил в три тысячи франков. Он явно его недолюбливал, хотя и признавал значительным произведением, о чем пишут все знатоки творчества Пикассо. Существует и совершенно иное объяснение. Как написала когда-то Марина Бессонова, многие годы хранившая картину в Пушкинском музее, портрет Амбруаза Воллара — «единственная картина Пикассо заключительной фазы аналитического кубизма, в которой он демонстративно использовал прием традиционной фигуративной живописи. Результат превзошел все ожидания: современники говорили об удивительном сходстве этого портрета с моделью». Не замеченного в симпатиях к кубизму Морозова тоже что-то задело в этом «кубистическом ребусе».

И все- таки не верится, чтобы Морозов снизошел до поздних кубистических вещей Пикассо или Брака. Самой авангардной вещью в коллекции был натюрморт Андре Дерена «Стол со стульями». Разумеется, не считая портрета Воллара, «сложенного» Пикассо из прямоугольных «кирпичиков краски». Куда бы двинулся Иван Абрамович дальше — сказать сложно. Война все спутала. Трагические ее последствия скажутся в будущем, а невозможность поездок в Европу стала реальностью уже в 1914 году. Заочно покупать тоже не получалось: банки отказывались переводить деньги. Выход был один — ждать, а до поры до времени целиком переключиться с французской живописи на русскую. До середины 1918 года такой возможности И. А. Морозова никто не лишал.

Гражданин Морозов