Московские коллекционеры

25 мая все решается. Согласие родителей получено. Остроухов спешит сообщить новость самым близким. Прежде всего — телеграмма Серову. Потом, с оказией, несколько строк Васнецову, который расписывает Владимирский собор в Киеве: «Добрый, дорогой Виктор Михайлович, порадуйтесь со мною: моя жизнь наконец определяется: я женюсь. Моя невеста — удивительная девушка, Вы, может быть, ее знаете: Надежда Петровна Боткина. Мы очень полюбили друг друга и думаем, будем счастливы». И, конечно, Сергею Васильевичу Флерову: «Надеясь, что Вы не совсем безучастны ко мне, спешу поделиться с Вами большой радостью: я женюсь, моя невеста Надежда Петровна Боткина, когда Вы узнаете ее, то, уверен, порадуетесь… а пока знайте, что мы оба любим друг друга».

«Поздравляем и радуемся за тебя, Семеныч, очень», — телеграфируют молодожены Серовы. Что творится: сначала Таня Мамонтова, теперь — Илья. Танечке Мамонтовой, подруге детства, Антон пишет письмо. «Тому, что ты выходишь замуж, я радуюсь — нашему полку прибыло и с каждым днем прибывает. Семеныч-то, Семеныч, что за молодец! Удивительно… Признаюсь, не ожидал все-таки. Здесь он был сильно наэлектризован и взволнован, хотя некоторая уверенность звучала все время. "- А ну, как откажут" — мерещилось мне. Рад я за него. Бедный же он, однако… Был он здесь и приглашал нас, меня и жену, на твою свадьбу в Веденское — прекрасная выдумка венчание в деревенской церкви».

Венчание Татьяны Анатольевны Мамонтовой и Григория Алексеевича Рачинского назначено на 2 июня. Помолвка Остроухова состоялась накануне. «У меня голова кружится, что я на высоте седьмого неба и что я счастлив и несчастлив от избытка счастья, — пишет Илья молодоженам, которые, сами того не предполагая, устроили его счастье. — Любите друг друга, я теперь только знаю, благодаря Наде, что такое любить друг друга, как нельзя, как невозможно, как пусто без этого. Если это кончено — все кончено. Я не знал ничего до сих пор, не видел, не чувствовал — весь мир… мне нов, я второй раз родился или переродился из какого-то животного и сознаю впервые, что я человек». Жизнь его действительно полна одних радостей: «Как мы проводили время с Надей, гуляли, и о чем только не говорили… играли в четыре руки — не доигрывали, после — не доигрываем, читаем — не доигрываем… глупо — но страшно хорошо». Разве можно после таких признаний подозревать, что Наденькино приданое интересовало Илью семеновича больше ее самой.

Жених и невеста наслаждаются обществом друг друга на даче Боткиных в Покровском-Глебове. Свадьба назначена на воскресенье 16 июля. Осталось только окончательно помириться с отцом, который все еще не хочет простить Илье «глупую скрытность от него» (выходит, он о своих намерениях родителям не говорил: возможно, из суеверия, боясь получить отказ), но уже «значительно смягчился». После венчания и обеда в доме Боткиных на Маросейке молодожены отправляются в свадебное путешествие. Поезд везет их в Петербург, откуда они отправятся в Вену и далее «нахт Париж».

Женитьба на богатой невесте не может не вызывать подозрений. Жил себе художник Остроухов, успевший написать сотню этюдов и продать несколько картин, а стал зятем чайно-сахарного магната Петра Петровича Боткина. Теперь у него в родственниках все Боткины (и академик живописи Михаил Петрович, и профессор медицины Сергей Петрович), а через них он в родстве с Щукиными — мать Сергея, Дмитрия и Петра Щукиных Екатерина Петровна — сестра Надиного отца, не говоря уже о том, что их сестра Мария Петровна замужем за поэтом Фетом, ну и так далее. Вхождение в боткинский клан Остроухову припоминали все и всегда, многие — с раздражением и даже злостью. «Женившись на богатейшей невесте, дочери одного из самых знатных купеческих магнатов Москвы, занимая в деле тестя (чаеторговле) ответственный пост одного из директоров, Остроухов постепенно забросил художественное творчество и, что называется, "почил на лаврах", не пренебрегая, впрочем, при любой оказии напоминать собеседникам о том, что и он мог бы занимать первенствующее положение среди художников». Это Александр Бенуа. «Женившись… Остроухов перестал серьезно работать. Одновременно с возвышением его общественного положения он падал как художник. Он ежедневно в положенные часы должен был находиться "в деле", т. е. сидеть в конторе чаеторгового предприятия "Петра Боткина сыновей", ибо иначе тесть перестал бы давать зятю деньги. А тесть был типичным московским коммерсантом пореформенной эпохи — суровым, строгим, жестким». Это уже Игорь Грабарь.