Московские коллекционеры

«Познакомился я с Мишей и его младшими братьями, когда он был студентом, в щегольском мундире, румяный, веселый, с замечательными лучистыми близорукими глазами, большой, шумный… — вспоминал Сергей Виноградов, бывший его ровесником. — Помню, как он часто бранил материнских "либералов", произнося слово это как-то с подчеркнутым нажимом ненависти, и все жаловался, что мать ему дает 75 рублей в месяц только, и он постоянно бывает в смешном, глупом от этого положении». Хотя Виноградов и пишет, что, сделавшись «архимиллионером», Миша университет бросил, в действительности историко-филологический факультет М. А. Морозов закончил. Получил в 1893 году диплом и успел напечатать на собственные средства несколько исторических исследований, чем явно угодил матери, мечтавшей видеть сына университетским профессором. Однако научно-литературное творчество обернулось против него.

Наталья Думова, автор книги «Московские меценаты», раскопала любопытнейшую историю. Экземпляр морозовского труда «Карл V и его время» с дарственной надписью случайно оказался (а скорее всего был послан начинающим писателем специально) у А. И. Сумбатова-Южина [89]. Драматург прочел книгу и поразился выспренности стиля и желанию автора поразить читателя глубокомысленностью. Как интеллигентская Москва сто лет спустя пыталась вычислить, кто скрывается под именем «Борис Акунин», так и Сумбатов разгадывал тайну «Михаила Юрьева» (именно под этим псевдонимом выступал М. А. Морозов). Одно было ясно: автор — человек самоуверенный, неплохо образованный и несомненно богатый. Писатель-нувориш прямо-таки просился на страницы пьесы, и драматург не преминул этим воспользоваться. До Островского или Чехова Сумбатову-Южину было далеко, зато его пьесы «на злобу» дня шли в столице и провинции с неизменным успехом. Два первых акта будущего «Джентельмена» Александр Иванович прочел Вл. И. Немировичу-Данченко — по-родственному, за ужином, и удостоился от режиссера похвалы. Но вместо того чтобы узнать, чем закончится третье действие, Владимир Иванович стал выпытывать подробности про Михаила Морозова. Сумбатов крайне удивился: с Морозовым он знаком не был и поэтому связи между московским миллионером и придуманным им Ларионом Рыдловым уловить никак не мог. Но и Немирович, раскрывший драматургу секрет псевдонима «Михаил Юрьев», и зрители будущей пьесы верить этому отказывались. Публика обожает узнавать персонажей. Особенно известных. Аншлаги «Джентельмену» были обеспечены [90].

И хотя комедия была закончена до личного знакомства автора с прототипом своего героя, сходство с Морозовым вышло поразительным [91]. Узнав настоящее имя «М. Юрьева», Сумбатов повел себя как типичный папарацци (как бы он потом ни оправдывался: «Не имея представления об оригинале, я не мог писать портрета и его не написал…») и еще больше закрутил сюжет. В пьесе появилась красавица Кэтт, дочь обрусевшей англичанки, которую «покупает» себе в жены Рыдлов, — явный намек на вышедшую за Морозова Маргариту Мамонтову и ее мать полунемку, чья модная мастерская в пьесе превратилась в перчаточную фабрику тетки Кэтт. Даже слухи об уходе Морозовой и ее возвращение к мужу пошли в дело: мать Лариона Денисовича уговаривает Кэтт вернуться («…я продалась, и продалась на всю жизнь», — рыдает героиня).

Сумбатов наверняка знал, что помимо монографии «Спорные вопросы западноевропейской исторической науки» Морозов-Юрьев написал «памфлетный и с рискованностями», «пошлый до невозможности» роман: герою изменяет жена, он кидается «в пучину разврата», выбирается из «бездны» и встает на правильный путь. По непонятным причинам роман запретила цензура, и тираж был уничтожен. Фривольностей в повествовании автор не позволял (единственная эротическая сцена заменена пятью (!) строками отточий), откровенных намеков на неких высокопоставленных особ не делал (что якобы и вменялось ему в вину). Роман был препошлейший и беспомощный. «Миша сам смеялся очень над романом и его аутодафе», — вспоминал Виноградов. Прямо-таки комедия положений: морозовский роман «В потемках» превращается у Сумбатова в психологическую повесть «Бездна», а «Михаил Юрьев» — в «Маркиза Волдира».

Владелец особняка с зимним садом, любитель устриц и шампанского Ларион Денисович Рыдлов был настолько похож на свой, хотя и сильно окарикатуренный прообраз, что никаких сомнений не оставалось: Ларион Рыдлов и есть Миша Морозов. Если убрать подписи под монологами, то разобраться, где театральный персонаж, а где реальное лицо, послужившее автору моделью, практически невозможно.