Московские праздные дни. Метафизический путеводитель по столице

Это не совпадение, а простое подтверждение заявленной казанской темы. Церковь согласно сезону проводит цикл казанских служб; Москва стремится духовно освоить новопокоренный восток. Интересно другое: здесь можно наблюдать, по крайней мере, предполагать формирование ментального ландшафта всей России. Большая часть местных соборов в церковном календаре приходится на май-июнь. Это сюжеты восхождения, подъема к Москве, на кремлевское июльское «плато». Казанские святые стоят в календаре как будто особняком: на «востоке» календаря, на спуске (в зиму) из Москвы.

За Казанскими святыми в календаре чудятся прорва и Тартар; на востоке контур Московии не замкнут.

Исторический календарь

Он полон совпадений, закономерных и случайных. Вот, кстати, «восточное» совпадение – наверное, его следует признать случайным, подтверждающим разве что азиатский колорит сезона: 16 октября 1853 года турецкий паша объявил России войну. Так была обозначена севастопольская катастрофа, провал 1855 года. Сто лет спустя, 16 октября 1954 года, в Севастополе была открыта знаменитая панорама.

17 октября 1582 года в католических странах введен григорианский календарь. Это максимально возможное воплощение отдельности и разрыва (во времени).

После окончания строительства Покровского собора прошло едва пять лет. По сути, эти события синхронны. На обоих полюсах Европы «сентябрь» Средневековья закончился. После составления григорианского календаря между этими полюсами произошел разрыв по времени и месту. Запад, рассчитав время заново, «отправился» на запад. Восток остался на востоке. Юг, Царьград уже сто лет как исчез вовсе. Что в центре? Что в Москве? То, что открывается за (под) Покровом: ее сокровенная охлажденная центральность – особый, «нулевой сезон» времени.

* * *

Еще два октябрьских – конфликтных, драматических сюжета. (От собора – по спуску вниз.) Один известен мало; это события октября 1941 года: паника в Москве, расстрелы мародеров, бегство города на восток. Только к концу месяца властям удается взять ситуацию под контроль. Такой октябрьский срыв Москва вспоминать не хочет; ни одной книги, ни одного фильма на эту тему мне неизвестно.

Другой сюжет, напротив, знаменит: 1812 год, Наполеон в Москве. Не пожар: он совершился в сентябре, «на праздник города». Октябрь 1812 года – это, по сути, первая (скорее, нулевая) послепожарная эпоха. Москва еще в плену, французское войско в процессе распада (на спуске). Порядок в городе, в том, что осталось от города, никакими силами удержать не удается. В нем царит «восточный» хаос. В своих записках Наполеон упорно называет Покровский собор мечетью – mosca слишком похоже на Москва.

24 октября начинается исход французов; им по пяткам бьет мороз, за спиной завоевателей остается вместо города обгорелая дыра. Москва с Васильевского спуска валится (по календарю) в обратную сторону: в тартарары.

Выбор событий субъективен (он всегда субъективен при составлении «праздного» календаря); его задача – указать на содержание, главную тему сезона и, что не менее важно, – на его пластику. Мы наблюдаем общее склонение, главный (зимний, восточный) вектор сезона и его эмблему, собор на Васильевском спуске. Воплощающий, заменяющий собой ушедшее лето Москвы.

ПОЧЕМУ ТОЛСТОЙ?

Это большая тема, к которой мы будем возвращаться постоянно. Явился, наконец, второй московский сочинитель.

Это неверно о Толстом; он не второй, и даже не первый: он, в самоощущении, единственный. Другой роли он сам бы не признал – Толстой, как Москва, тотален. Он все готов заменить одним собой. Также и во времени он готов поместиться единственной, все заполняющей (узловой) фигурой.