Московские праздные дни

Константин с юных лет проявлял интерес к слову. Двуязычие родины, Солуни, стоящей на границы Болгарии и Эллады, разноговорящие родители, отец болгарин и мать гречанка (я слышал обратную версию: грек и болгарка, в данном случае это не имеет принципиального значения): все это с детства приучало его к мысли о связи языка и пространства. «Удвоенный» язык подразумевал большее — римское — пространство.

Ему удалось осознать в полной мере эту формулу еще в детстве. С юных лет Константин устремился к поиску некоего совершенного состояния — равновесия языка и мира.

Он достаточно остро ощущал дисгармонию раздвоенного культурного бытия и столь же ясно представлял себе перспективу синтеза слова и пространства. Это подвигало его к выдающимся успехам в учении — потому уже, что это был ученик самодвижущийся.

Успехи начинающего филолога были таковы, что спустя немного времени он был призван в столицу, для продолжения обучения вместе с сыном кесаря (по другим данным, будучи на несколько лет старше наследника, он помогал ему в учебе как помощник преподавателя).

В три месяца Константин постигает все тонкости античной грамматики. Здесь он учится также геометрии, диалектике, философии, риторике и прочим эллинским учениям.

Все это были составные части общего проекта — поиска принципиально новой, объединительной доктрины (второго) Рима, которая для Константина в первую очередь должна была оформиться в языке, словесной плоти. При этом Константин выступает не как политик, но именно как строитель слова: его занимало пространство языка, мыслимое, как помещение возможной конвергенции, совершенного слияния конфликтных римских сфер. Он стремился к синтезу нового совершенного наречия.

Столица, напротив, как будто питалась противоречиями; споры ее согревали.

Константин покидает Константинополь (что означает для метафизики это словесное вычитание?) и отправляется в монастырь для совершенствования в филологии и укрепления в вере. Показательно название обители. Монастырь, где он вновь встретился с братом (после этого братья не расставались до самой кончины Константина в Риме) и где окончательно оформилась объединительная доктрина философа, именовался Полихрон. В месте, название которого можно перевести условно как «сумма всех времен», в месте-календаре оформление разновозрастной, полихронической доктрины языка было совершенно логично.

Здесь родилась глаголица. Азбука весьма своеобразная, в большей степени шифр, нежели алфавит: ее центроустремленные символы букв (круг, крест, треугольник) не предполагали движения по строке. Движение (мысли) осуществлялось по оси «зет», вглубь страницы.

Первым на новый язык было переведено Евангелие от Иоанна: выбор самый показательный. Оно стало матрицей новой азбуки: фраза Слово было Бог, которым Иоанн начинал свое Евангелие, была составлена из идеальных симметричных знаков, которые затем «размножились» и составили азбуку целиком.

Текст открывал свое пространство по мере осознания смысла каждого символа, каждой буквы в строке. Читающий двигался более вглубь страницы, нежели по ее поверхности.

В скором времени основные теоретические положения доктрины «словесного черчения» были в должной степени разработаны. Теперь необходима была полноценная практика, которая могла быть явлена в путешествии, в одолении земных координат, в сравнении слова и мира. И братья Константин и Мефодий отправляются в большой поход.

В 861 году в качестве официальных представителей Царьграда они едут в хазарский каганат. Согласно популярной легенде хазары в те времена выбирали себе одну из трех религий — христианство, мусульманство, иудаизм. Для совершения верного выбора они призвали к себе лучших миссионеров, представителей этих религий.

Вряд ли это в полной мере соответствует действительности: очевидно литературный, трехчастный сюжет явно преобладает над исторической точностью. Но, во всяком случае, поездка братьев и определенный диспут у хазар состоялись, и выступление на этом диспуте Константина было признано успешным. (Он толковал им о пространстве Рима как о высшем, объемлющем и потому успешном во всяком начинании; он звал их не столько в новую веру, сколько в это большее по знаку помещение цивилизации.) Часть хазарской знати под влиянием его проповеди крестилась в христианство.

Справедливости ради следует признать, что крещение это происходило в неофициальном порядке; в целом каганат христианскую веру отверг.

Они плыли к хазарам по морю — через Крым.