Московские праздные дни

Москва не просто проживает год — она катится по нему, как на русских горках: вверх-вниз. Боровицкая горка есть высшая точкой в этом праздном катании.

*

Здесь же, в Кремле, на макушке июля наступает предел росту московского года. Начинается постепенный спуск с Боровицкой «вершины времени». Летний, полный год, широко развернутая сфера света, начинает понемногу сжиматься.

Это странный, не очень заметный, непростой процесс. Или так: его не хочет замечать Москва. Ей хочется пребывать и далее на высоко взбитой Боровицкой подушке.

Однако свет пошел на убыль: нужно привыкать к растущей темноте, осваивать новые правила бытия.

Замечательно то, что церемония «сжатия» года так же расписана, разложена на праздники. Их множество; их появление и процедура весьма закономерны. Не погружаясь в подробности (они впереди), но только продолжая чертить нашу предварительную схему, можно указать на несколько ключевых точек, праздников «убывания» Москвы.

Петр и Павел (12 июля) час убавил, Илья-пророк (2 августа) два уволок. Это классика: беспокойство Москвы по поводу убывания света здесь выражено прямо.

Август: света заметно меньше, небо обещает осень.

В августе в календаре один за другим выступают три Спаса. Три праздника, которые разыгрывают каждый свой сюжет, но при этом составляют вместе общую пьесу, сводящую их в одно смысловое целое. Нам как раз интересна эта сводная пьеса: она показывает, как поэтапно меняется чертеж года.

Меняется природа света: он не просто убывает — он преображается, замедляется, делается как будто плотнее. Так, словно свет и время переходят в плоть собираемых в августе плодов.

Первый из них — мед; первый Спас – Медовый (14 августа, 1-го по старому стилю).

Это красивый образ: свет замедляется, но все еще течет; мед прямо напоминает о солнце. Время течет все медленнее, об этом говорит мед: он показывает, как «тяжелеет» время.

Первый Спас еще называют «мокрым». В этот день в Кремле во время церковной службы царю брызгали святой водой в лицо. И тогда царь «видел» время, лучше понимал его ход.

Далее идет Яблочный Спас: собственно Преображение (19 августа, 5-го по старому стилю). Свет как будто останавливается: яблоко налито подвижным светом (соком), но само уже неподвижно. Эта символическая остановка означает, что некий важный период года закончен. Год закругляется, как яблоко (понемногу закругляется Москва); при этом прошедшее время не исчезает — оно преображается, остается с нами этим именно яблоком, которое нам дарит август. Символ очевиден: время, «созревшее» за прошедший год, теперь заключено в яблоке. Весь предыдущий рост, все возрасты дерева теперь сосредоточены в одном предмете — яблоко представляет собой фокус, в котором собраны, существуют одновременно весна, лето и осень. Непременно осень: в яблоке есть и будущее время — оно сохраняет время на будущее.

Это ясно отмечает церковный календарь; он в первую очередь устроен так, чтобы его пользователю было легче сориентироваться, увидеть в рое случайных дней разумное строение времени. По церковному календарю год заканчивается в августе. Преображение (света) — это последний из больших праздников православного московского года. Сюжет праздника тот же — о перемене света, о его переходе из (земного) пространство в иное, большее.

Третий Спас — Ореховый (29 августа, 15-го по старому стилю); в рамках того же образа это означает, что время успокоилось окончательно: ничто, никакая влага в нем не движется, не говорит о течении времени. Третий плод в этом смысле достаточно «сух»; плод в скорлупе ореха (прошедший год) упакован надолго — до следующего солнечного цикла.

Таковы три главных праздника августа: три стадии остановки света, три этапа метаморфозы — так еще недавно широко разлитый летний свет уходит из земного пространства. Прячется, сжимается, переходит в мед, яблоко и орех. Так, в августе, в результате праздничной церемонии Москва готовится к осени.

Нужно отметить, что наша фигура года выходит не вполне симметрична: «выдох» времени, спуск с июльской вершины происходит не совсем так, как совершался «вдох», подъем на нее — мы долго взбирались на вершину года, съехали куда быстрее. Московское лето коротко: все верно. Подъем и спуск — эмоционально разные сюжеты. Именно поэтому для нас общий сюжет года совершается логично: пульс года происходит в нашем воображении, он неизбежно окрашен эмоциями.

Московский год — одушевленная, живая фигура, пространство чувств, коробкокон нашего воображения.

*

К сентябрю московский год-кокон закругляется.

Сентябрь представляет собой корзину малых праздников. В первую очередь это связано с крестьянской традицией. Наступает пора праздновать успехи урожая. По крайней мере, сентябрь — самое сытое время. Для русского крестьянина, а Москва еще во многом «крестьянская столица», это соображение немаловажное. В нашем календаре постоянно сказывается крестьянская память, действующая с праисторических времен.

Крестьянская память подсказывает: сентябрь есть в первую очередь праздник урожая.