Я не настаиваю, чтобы она рассказала всю правду. Я знаю, что рано или поздно она мне все расскажет. Кроме того, я уже услышал достаточно много для одного дня. Как стена между нами, но меня это не огорчает. Она продолжает смотреть перед собой ничего не выражающим взглядом. Я не могу с этим бороться. Я не могу двинуться, отвернуться, ответить. Мне представлялось, что пострадавшая сторона именно она.
- Что то происходит, - говорю я и пристально вглядываюсь в нее. - Что происходит?
- Ничего, - отвечает она.
- Ты могла бы сказать что нибудь приятное.
- Я себя приятно не чувствую.
- Черт возьми, Наташа! Что я должен сказать? Что ты права, а я виноват? Что именно ты хочешь услышать?
Она медленно поворачивается и смотрит на меня.
- Для начала подходит.
- Знакомства с тобой хватило, чтобы понять: я теряю свою свободу. Не сердце, не голову. Свободу быть собой, когда тебя нет рядом. Терпеть не могу, когда ты знаешь, что делается у меня в голове. Не думаю, что это очень смешно, Наташа, - я стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.
- И не должно быть. - Притворная улыбка растягивает ее губы.
Она смотрит на меня. Через несколько мгновений облизывает пересохшие губы.
- Но ты не можешь говорить это серьезно?! - Снова появляется улыбка, но так же быстро пропадает.
- Не могу?
- Как все глупо, - говорит она с притворной серьезностью. - Но мило.
Такой ответ может означать все, что угодно.
Господи, я должен мыслить трезво и логично. А что еще я могу придумать? Больше ничего подходящего в голову не приходит.
Я чувствую, она и играет, и не играет. В такие минуты она сначала улыбается мне в ответ, а потом быстро меняет тему разговора. Кажется, в такие минуты ее личность раздваивается. Это не имеет никакого отношения к той простоте и легкости, которую мы испытывали, когда были вместе раньше.
- Ох, какой же ты глупый, я ж говорила тебе, ты ничего не понимаешь.
Наши глаза встречаются, и она фыркает от смеха. Она опять смеется. Потом она берет все под контроль и сидит насупившись. И так, как будто этот ведущий подрывную работу смех и вовсе не звучал, она вздыхает глубоко и говорит:
- Так странно, странно себя чувствую.
Я сразу понял, что ее агрессивность прошла.
- Мне так стыдно, - сказала она. - Tы слушаешь, да? Это очень важно для меня, правда. Надеюсь, что не вызвала у тебя антипатии.
- Вовсе нет, - качаю я головой.
- Все, что я делала эти годы, - это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.
- У меня нет, - говорю я убежденно.
- Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?
- За что?
- Ну, не знаю. Мне кажется, что я тебя использую.
Я опять чувствую, как ей одиноко.
- В этом нет ничего смешного!
- Конечно, нет.
- Тогда прекрати смеяться.
- А что тебе мешает?
Она выглядит очень озадаченно и кажется мне глупой, потому что ничего не понимает. Я вижу, как она старается подобрать слова и, так и не высказав их, отбрасывает как непригодные.
Я чувствую себя так, словно мне нанесли, и сделали это преднамеренно, один за другим несколько ударов, нацеленных куда-то прямо в грудь. От этих ударов мне так больно, что я задыхаюсь, почти готов хватать воздух ртом.
Отвернувшись от меня, Наташа какое-то время смотрит в окно, а потом начинает говорить сама. Она умеет, когда задается такой целью, быть жесткой, злой.
Я склоняю голову набок, как бы в знак подтверждения, пытаясь тем самым дать ей понять, чтобы она продолжала. Если кто-то спрашивал у меня совета, то вряд ли извлекал из него много пользы. Можно все делать по-своему. Можно. Но я уже научился бояться.
- Ты понимаешь, о чем я?
- Пожалуй, нет. - Я смотрю на нее, не мигая, чтобы на глаза не навернулись предательские слезы. - Я тебя нисколечко не понимаю.
Я чувствую, что мне задан вопрос-ловушка. И не знаю, как ответить. Наташа улыбается. Кривая циничная усмешка. Придется идти на компромисс. Компромиссов я не люблю. На миг меня охватывает бешенство - мне вдруг показалось, что она обдуманно и намеренно загоняла меня в угол. Я оценивающе смотрю на нее, склонив голову набок.
- Что ты на меня уставился? - говорит она раздраженно.
- Пытаюсь понять, бываешь ли ты хоть когда нибудь мягкой.
- Это тебе зачем?
Протяжно вздохнув, я признаюсь:
- Понятия не имею.
Чувствуя раздражение и некоторую потерянность, она капризно добавляет:
- Перестань маячить перед глазами, меня это нервирует.
- Тебя нервирует все, - говорю я, как бы подводя черту.
Слишком хорошо зная, что отрицать мои слова бесполезно, она язвительно соглашается:
- Как это верно.
Если бы у меня был небольшой резиновый мячик-антистресс, я с удовольствием помял бы его в руках, чтобы снять напряжение. Но поскольку его у меня не оказалось, я довольствуюсь тем, что принялся барабанить пальцами по столу.
- Извини, я слишком была резка с тобой, - говорит Наташа, внимательно заглядывая мне в глаза.
- Не имеет значения, - я отворачиваюсь.
- Нет, имеет, - отвечает она серьезно.
После минутного молчания снова говорит:
- Извини меня, я не должна была так с тобой разговаривать.
Теперь пришла моя очередь промолчать.
Наташа берет меня за руку и спрашивает:
- Ты сердишься на меня?