— Идем, Степан, — безнадежно махнув рукой, сказал первый серый, и все трое направились, стуча сапогами, в переднюю.
Когда шаги смолкли на лестнице, хозяин рухнул на стул.
— Вот, любуйтесь, — вскричал он, — и это каждый Божий день! Честное вам даю слово, что они меня доконают.
— Ну, знаете ли, — ответил я, — это неизвестно, кто кого доконает!
— Хи-хи! — хихикнул хозяин и весело грянул: — Саша! Давай самовар!..
Такова была история портретов, и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.
...После супа мы съели бефстроганов, выпили по стаканчику белого «Ай-Даниля» винделправления, и Саша внесла кофе. И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.
— Маргарита Михална, наверно, — приятно улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.
— Да... да... — послышалось из кабинета, но через три мгновения донесся вопль:
— Как?!
Глухо заквакала трубка, и опять вопль:
— Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!
— А-а! — ахнула кузина, — уж не обложили ли его?!
Загремела с размаху трубка, и хозяин появился в дверях.
— Обложили? — крикнула кузина.
— Поздравляю, — бешено ответил хозяин, — обложили вас, дорогая!
— Как?! — кузина встала вся в пятнах, — они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!
— «Говорила», «говорила»! — передразнил хозяин, — не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец домовой в списке пишет! А все ты! — повернулся он к кузену, — просил ведь, сходи, сходи! А теперь, не угодно ли: он нас всех трех пометил!
— Ду-рак ты, — ответил кузен, наливаясь кровью, — при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!
— Сволочь он, а не знакомый! — загремел хозяин. — Называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять!
— На сколько? — крикнула кузина.
— На пять-с!
— А почему только меня? — спросила кузина.
— Не беспокойся! — саркастически ответил хозяин, — дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же они меня шарахнут?! Ну, вот что — рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору — объясните, что ошибка. Я тоже поеду. Живо, живо!
Кузина полетела из комнаты.
— Что ж это такое? — горестно завопил хозяин, — ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!
Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:
— Это меня не касается!
Край его бороды золотило апрельское солнце.
Комментарии. В. И. Лосев
Московские сцены
Впервые — «Литературное приложение» к газете «Накануне». 1923. 6 мая. С подписью: «Булгаков Мих». Перепечатаны с разночтениями в сб.:
Печатается по тексту «Литературного приложения» (№ 51) к газете «Накануне».
Булгаков довольно часто в своих рассказах и фельетонах описывал обстановку и «жанровые сценки» из жизни своих приятелей, знакомых и даже родственников. После этого нередко возникали всевозможные неприятности и даже ссоры, так как «герои» его были очень легко узнаваемы. И в «Московских сценах» описана обстановка квартиры Владимира Евгеньевича Коморского и его жены Зинаиды Васильевны, с которыми автор был хорошо знаком. Именно на этой квартире Булгаков и другие московские писатели устроили встречу Алексею Толстому, приехавшему из Берлина. Т. Н. Лаппа поддерживала дружеские связи с Коморскими и после развода с Булгаковым. Хорошо она помнила и первые годы знакомства с этой семьей. Вот некоторые ее короткие заметки: «Он (Коморский. —
Выбор «четырех портретов» не случаен. Будучи превосходнейшим и тонким политиком, Булгаков превратил «бытовую сценку» в великолепнейший политический фарс, насыщенный изумительными ироническими намеками («Трое в ужасе глядели на портрет...» Троцкого). Этот рассказ-фельетон по содержанию и стилю своему близок к будущим сатирическим повестям — знаменитым «Роковым яйцам» и «Собачьему сердцу».