Московские сумерки

– Блондинка с длинными волосами, глаза темные. Довольно бледная. Фигура полная, но стройная. Возраст не более тридцати. Обручального кольца нет – официант точно запомнил.

– Типичная русская красавица.

– Не совсем типичная, к сожалению.

Чантурия знал, что спорить с полковником Соколовым но поводу «русской красавицы» – дело рискованное, но после целого дня, дня, прошедшего впустую, он чувствовал, что должен согласиться и с таким определением. Безусловно, хорошеньких русских девушек было полным-полно, но редко кто из них сохранял девичью красу и очарование до тридцати лет.

– Не верю, что у симпатичного молодого офицера нет красивых женщин, – подковырнул полковник. – Особенно у офицера из Грузии.

Чантурия не отреагировал на эту реплику. Он понимал, что вступил на опасный путь. Полковник был русским, а когда русский задевает грузина, лучше сохранять осторожность.

– Ну, а этот так называемый «иностранец»? – поинтересовался Соколов.

– Товарищ полковник… – осторожно начал было Чантурия. Ему стало легче, когда переменилась тема разговора, но в голосе полковника звучала нотка раздумья, он как бы обкатывал новую мысль, а Чантурия было не до новых идей в деле, где у него не было ничего конкретного.

– Кстати, почему вы считаете его иностранцем?

– Все утверждали это с самого начала, товарищ полковник. Во всех показаниях отмечается, что он иностранец. Официанты, администратор кафе… Они просто убеждены в этом. Двое свидетелей считают, что он, скорее всего, американец…

– Американец? – Соколов научился произносить свои слова в насмешливом тоне, с нотками сомнения. Его голос при этом приобретал печальный оттенок – он выражал этим сожаление по поводу несмышлености своих подчиненных. – Почему они так думают?

– Ну, его манера говорить, его обращение с официантами, какое-то панибратство в общении с ними…

– А-а! Большие поборники равноправия они, эти американцы, – в голосе полковника чувствовалась насмешка.

– Ну и, конечно же, его одежда, содержимое карманов…

– Но бесспорных доказательств-то все же нет? Вашу служебную записку я прочел. Нет в ней никаких четких свидетельств, что он иностранец. Документов у него не было. В гостиницах никто из иностранных постояльцев не пропадал. На визовых фотографиях недавно прибывших в нашу страну иностранцев его не опознали. Все говорили с самого начала, что он иностранец, а если предположить, что все ошибаются? Он кому-нибудь сказал, что он иностранец? Нет, не сказал. Как все помнят, он говорил только на русском. На хорошем русском языке, хотя и с акцентом. С каким акцентом? Никто точно не знает. В Советском Союзе полно людей, говорящих с акцентом. Вы сказали, что он нордического склада, так почему бы ему не быть литовцем или эстонцем? Ну, а что касается его одежды и всякой мелочи в карманах, то сейчас немало людей могут себе позволить обзавестись ими. Да тот же администратор этого самого кафе «Зайди – попробуй», как мне докладывали, умудрился накопить аж миллион рублей. А может, наш «иностранец» тоже администратор кафе в Риге или где-то еще, где он научился бойко болтать по-русски? А если так, то разнообразие происхождения его личных вещей не покажется странным, не так ли? Как правило, иностранец носит одежду, изготовленную в его стране, советский же человек покупает заморские товары где только придется.

– Логично…

– Да, капитан, логично. А из всего можно сделать другой вывод, который без этих размышлений показался бы бессмысленным, – что наша контора не может установить личность иностранца, которого ухлопали во время непонятного, бесцельного нападения на кооперативное кафе в самом центре Москвы.

– Но если он не иностранец, то, конечно же, не дело Комитета государственной безопасности заниматься этим расследованием, – сделал вывод Чантурия.

Некое подобие улыбки промелькнуло на губах полковника Соколова:

– Именно так.

Чантурия на мгновение задумался, а затем предположил:

– В таком случае все материалы дела и его личные вещи следовало бы передать в прокуратуру для дальнейшего расследования.

– Не для дальнейшего расследования, а просто для следствия. У нас никакого следствия не велось, поскольку это дело находится вне нашей компетенции.

– Так точно, товарищ полковник.

– Хитрый ход, – рассмеялся Орлов. – Соколову не стать бы полковником, не будь у него воображения. Прокуратура пошлет нас… куда подальше, когда мы завернем все эти бумаги им назад. – Он продолжал упаковывать одежду и вещи убитого, прикрепляя на них инвентарные номерки. – А эту вещь жалко отдавать. – Он взял часы «Гермес». – Какой-нибудь помощник следователя сочтет, что у него выпал удачный денек.

С этими словами он записал инвентарный номер часов в опись имущества и небрежно швырнул их в коробку.

Чантурия был тоже уверен, что еще до следующего утра кто-то присвоит себе и наденет на запястье эти великолепные часы. Его-то начальство их не видело, но теперь ими будет распоряжаться прокурор.

– Итак, списываем убитого с себя и записываем его за прокуратурой, – сказал Чантурия. – Прихвати его шмотки.