Московские сумерки

Пока поезд тащился по московским окраинам, они обсудили, как быть дальше.

– Ты не можешь оставаться в своей квартире, – настаивал Мартин. – Кто бы это ни был, КГБ или мафия, мы должны исходить из того, что им известно, кто ты такая и где живешь. Может, они и думают, что ты погибла, но за подтверждением этого они в любом случае явятся к тебе домой. Нам не нужно, чтобы они знали, что ты жива. Есть ли у тебя еще какое-нибудь пристанище, где можно было бы отсидеться?

– А как же ты? – всполошилась Алина, совсем не думая о себе.

– Я буду в полной безопасности в стенах посольства, – ответил Мартин. – Может, единственный способ обеспечить твою безопасность – вывезти тебя отсюда. Я могу походатайствовать о предоставлении тебе убежища.

– Даже если мне его предоставят, я не смогу уехать из страны. Оно лишь даст мне возможность укрыться в твоем посольстве.

– Да, ты права. И если я, несмотря ни на что, выгляжу иностранцем, ты с первого взгляда – русская. Мы не сможем даже провести тебя мимо милиционеров у дверей – во всяком случае, без специальной подготовки. Я мог бы дать тебе кое-какую американскую одежду, ну и, конечно же, ты сама большая мастерица по части грима…

– Есть еще одна проблема, – сказала она.

– Какая же?

– Я не хочу покидать свою страну.

Хотя Мартин и гордился тем, что понимает загадочную русскую душу, он немало удивился. Ему еще не доводилось сталкиваться с людьми, которые отказывались бы поменять Советский Союз на Соединенные Штаты, когда у них были для этого возможности.

От нее не ускользнул его озадаченный вид.

– Что мне там делать? – объяснила она. – Я актриса, по-английски не говорю. Да и вся моя жизнь проходит здесь.

– Ты могла бы стать моей женой, – сказал он. Слова эти он произнес неожиданно для самого себя: до этого ему и в голову не приходило жениться на Алине. Она удивилась, потом улыбнулась и поцеловала его.

– Для этого мы еще не так хорошо знаем друг друга, – мягко сказала она.

– Я люблю тебя, – ответил Мартин. Она опустила голову и сказала:

– Мне кажется, что я тоже люблю тебя. Но… пока я намерена продолжать жить так, как и жила.

– Почему?

Алина лишь неопределенно пожала плечами.

– Мне кажется, что я живу как при Сталине. Если бы все отказались сотрудничать с системой, то Сталин стал бы никем. Ну да ладно, кто бы там ни был во главе страны, я не намерена сотрудничать с ним.

– Молодец, – только и сказал он, восхищенный ее поведением и в то же время расстроенный и встревоженный.

Ранним вечером они уже шли, взявшись за руки, по Якорной улице. Сначала он хотел взять ее под руку, но она не позволила.

– Не нужно, чтобы мы выглядели как иностранцы, – пояснила она. – Смотри, как надо, – и она сама взяла его под руку, а через минуту засмеялась и пояснила: – Теперь мы похожи на пару, поженившуюся давным-давно.

– Настанет день, и мы будем парой, поженившейся давным-давно.

– Не сглазь.

– Что-что?

– Я должна отвести сглаз, – пояснила она. – Если ты задумал что-то очень хорошее, то я должна отвести сглаз – оберечь тебя от сглаза, не сглазить.

– Не сглазить.

Они не заметили, как позади них появилась черная «Волга», остановившаяся в стороне, возле кустов сирени, на которых еще виднелись неопавшие темно-лиловые гроздья цветов.

По темным лестничным пролетам они поднялись в ее квартиру.

– Хочешь чаю? – спросила она.

– Чаю – нет. А тебя хочу.

– Может быть, после чая? – сказала она, но не стала сопротивляться, когда он подошел к ней сзади и обнял.

Он почувствовал под своими ладонями упругие выпуклости ее грудей, а когда она повернулась к нему лицом, поцеловал ее в губы, а она без колебаний сразу же откликнулась на его ласки.

В открытое окно Алиной спальни свободно вливался свежий воздух, принося с собой запах каких-то цветов. Мартин нежно провел рукой по ее щекам, а она, не открывал глаз, улыбнулась и сказала:

– Вот ты и уложил меня в постель, соблазнив романтикой своей профессии.

– Так это моя профессия стала причиной того, что…

– Да нет, конечно. Это ты сам. Я так долго ждала тебя. И вот ты пришел, моя ласточка.

– Не сглазь.

– Постараюсь не сглазить. Он поднялся и стал одеваться.

– Ты что, собираешься уходить? – встревожилась она.

– Я скоро вернусь.

– Куда же ты идешь?

– В посольство. Принесу кое-что поесть и переоденусь. Я останусь у тебя на ночь, если не возражаешь.

– Да что ты, разумеется, нет.

– Мне не хотелось бы оставлять тебя на ночь одну. Думаю, мы переселим тебя в посольство.

– Я же сказала, что не хочу уезжать.

– Если не согласишься, мои коллеги подумают, что ты ил КГБ.

– Мне плевать, что они там думают. Ты что, намереваешься рассказать им обо мне?

Вопрос не застал его врасплох – он уже размышлял об этом, но окончательного решения еще не принял.

– Таких намерений у меня нет, – ответил он.

Мартин тяжело и медленно поднимался по лестнице к Алининой квартире. В каждой руке он нес по увесистой сумке с продуктами, которые посольство еженедельно получало по выписке из Хельсинки, да еще прижимал локтем к боку букет роз. Опираясь на дверь, он нашарил пальцами кнопку звонка и чуть было не упал, когда дверь распахнулась.