Московские тени

Было времечко. И сколько тогда успевали всего – и бухать чуть не каждый день, и на занятия в институт ходить, и задания выполнять, и для души красить, и на жизнь подзарабатывать… А поступал как я в Суриковку… Первый раз сразу после школы, но тогда провалился на первом же экзамене. Поехал в Питер к однокласснику, вместе с ним поучился месяца три в ПТУ на штукатура, потом служил в армии; после нее – снова в Суриковку. Опять провалился, уже, правда, не хватило баллов. Год проторчал на родине, в маленьком сибирском городке Минусинске; собирался поступать в Красноярский художественный, он ближе и конкурс меньше, но все-таки снова рванул в Москву. В третий раз получилось. Пролетели пять лет. Закончил. Женился. И началась человеческая, нормальная жизнь. Что-то во мне погасло, что питало долго и бесперебойно, с самого детства до двадцати шести лет. Может быть, слишком упорно занимался живописью, изо дня в день жил ею, и выгорел… Да нет, глядя на других, вижу, что и у них не все гладко. С кем вот учился в Суриковке, кого теперь встречаю, никто живописью не живет, а многие и вообще забросили; знакомые жены из Щукинского тоже в большинстве своем не в театрах, а кто где. Одни мучаются, занимаясь совсем не тем ради хлеба, другие отмахиваются, дескать: детство все это было, глупости просто-напросто.

После стольких часов на улице кажется, что в электричке теплей и уютней всего на свете. И деревянное сиденье удобней любого кресла.

Но здесь-то и начал пробивать жуткий озноб.

– Заболел однозначно, – стуча зубами, кутаясь в куртку, говорит Борис. – Спасибо, Синь, за прекрасный вояж!

– Ты вот этого клоуна благодари, – Дэн тычет в меня пальцем.

– Убери руки, пед! – Я готов дать ему в рожу.

Борис нашел журнальчик «Вот так!», листает его, что-то читает. Потом спрашивает:

– Есть ручка? Тут кроссворды, если отгадаешь ключевое слово, можно сотку заработать.

Ни у меня, ни у Дэна ручки нет… Раньше я всюду таскал с собой блокнот и карандаш, при любой возможности набрасывал зарисовки. Таких блокнотов использованных у меня было штук тридцать; часть пришлось выкинуть во время переезда с квартиры на квартиру, да и казалось, что шняга там одна. Иногда становится жалко, но ясно: таскать по жизни все, что накапливается, – невозможно.

– Гляньте, какая соска, – показывает нам Борис «Девушку номера». – Вика, двадцать лет, метр семьдесят пять, вес – пятьдесят два, параметры 89-61-91. Ничего? Знает четыре иностранных языка.

Дэн лениво отвечает:

– Про них про всех так пишут. А по жизни – уродка и тупь несусветная. Накрасят, сфотают с голыми титьками, десять грин в зубы – гуд бай, мразевка. Еще и фотограф между делом оттарабанит.

– Да ну, брось, – не согласился Борис. – Тебя послушать, так одни прошмандовки везде. – Он с любовью смотрит в журнал. – Классная девочка. Предложили, она снялась. Может, написать в редакцию? Я б с ней познакомился… Забыл уже, когда с девушками общался.

– А проститутки от «Людмилы»? – хмыкнул я.

Борис скривил морду:

– Да гнал я все… Во-первых, дорого, а во-вторых, куда я их повезу и на чем…

– К себе в Реутов на тачке.

– И вылезет в общей сложности удовольствие это в две тыщи. Лучше вот на Вику дрочить. – И, свернув журнал в трубку, Борис спрятал его во внутренний карман куртки.

Электричка несется почти без остановки, на полной скорости. Пустой вагон болтает из стороны в сторону, – да ну и пусть летит к чертям под откос… Сидя дремать не получается, я перебрался на соседнюю лавку, лег, натянул на голову воротник. Может, на часок отключусь.

А Борис стихи читает, будто поет колыбельную:

Существованье беззаботное
В удел природа мне дала:
Живу – двуногое животное, —
Не зная ни добра, ни зла.

Всегда покорствую владыке я,

Который держит бич и корм,
И чужды мне стремленья дикие
И жажда глупая реформ.

В свои лишь мускулы я верую

И знаю: сладостно пожрать!
На все, что за телесной сферою,
Мне совершенно наплевать.

Когда ж промчатся дни немногие

И смерть предстанет предо мной,
То протяну спокойно ноги я
И мирно сделаюсь землей.

– …Отстань ты от меня! Бля, достал, свинота! – Голос Дэна хриплый и злой.

– Я же заплачу. Сколько? Семьдесят? Девяносто? Можно и не полный грамм. А? Хоть на пару косяков… Ну, Денис, жалко, что ли? – почти скулит Борис. – Можно и так сделать: как только я куплю где-нибудь, сразу тебе верну этот грамм. А, Дениска?..

– Н-нет!

Борис обиженно ноет:

– Раздразнил только… Зачем взял такой колобок? Взял бы грамм, чтоб весь его выкурить и все. А то – пять граммов!..