Московские тени

Первую половину дня ему удавалось сопротивляться, держать на расстоянии мысли о том, что не давало покоя почти неделю. На какое-то время он даже совсем забывался и, зараженный шелестением клавиш за соседними столами, тихими деловыми голосами, мягким курлыканьем телефонных звонков, по-настоящему увлекался работой. И становилось легко, легко так же, как было до того момента, пока не узнал, что она есть, существует и может быть с ним. Он становился прежним примерным работником, аккуратным и внимательным, и тут же пугался этой неживой, делающей его механизмом, каких полно, легкости, и снова начинал мучиться, вспоминать, то и дело поглядывать на часы в правом нижнем углу монитора. Но мучения и воспоминания не изматывали, почти не мешали, они были приятны; они давали энергию. И главное – они не заслоняли самого сейчас важного, а клокоча, пульсируя, покалывая, держались за тем, на что уходило восемь часов в сутки, за что он получал зарплату – немалую и необходимую сумму денег.

Наименование продукции, количество, вес, пункты доставки и пути движения постепенно выходили за рамки компьютерного экрана, обволакивали голову, гипнотизировали, проникали в мозг и разрастались до размеров целого мира. И он, человек за столом, становился управителем сложного, почти не поддающегося воображению процесса; перемещением крошечной стрелки, щелканьем пластмассовой мышки он сдвигал с места тонны груза, отправлял в дорогу вагоны и фуры; он словно бы играл в придуманную им самим игру и одновременно был частью этой игры. Но в то же время он оставался реальным, живым человеком, теперь очень живым человеком – человеком, узнавшим, зачем живет, ради чего. Теперь он ждал от вечера не обычного ленивого отдыха, не убивания нескольких часов между работой и сном, а – праздника. Может быть, тяжелого, разочарующего в итоге, но все же праздника…

– Андрей, обедать идешь? – вопрос соседа по рабочему месту разрушил состояние, вернул в отдел, за стол, один из двух десятков таких же… И пришлось кивнуть, а пальцы уже привычно быстро закрывали файлы, выводили компьютер из системы…

В столовой была очередь. Она была всегда в это время: у всех фирм обед сделали с часу до двух, и сколько сами служащие и администрация столовой ни поднимали этот вопрос, никто из начальства не хотел менять график. В бизнес-методичках было указано, что самое оптимальное время для приема пищи именно это, с часу до двух. Как раз середина рабочего дня.

– Ты чего такой? – спросил сосед по рабочему месту; он смотрел на Андрея по-новому – настороженно, с неуверенной завистью. Так же смотрел и вчера, и во вторник, но тогда не решался спросить, а сегодня не выдержал. Андрей в ответ пожал плечами:

– Да так. Личное.

– Проблемы?

– Да нет. Скорее – наоборот.

Поняв, что ничего интересного не узнает, сосед повернулся к нему спиной.

Очередь, многократно изогнутая в вестибюле столовой, двигалась к прилавку раздачи изматывающе медленно, и Андрей, от нечего делать, а больше по привычке, рассматривал людей. В основном молодежь самого ценного для работодателей возраста – лет двадцати пяти – тридцати, и столько девушек с прекрасными фигурами, одетых пусть иногда и недорого, но притягивающе взгляд, со знанием дела… Недавно совсем, каких-нибудь пять дней назад Андрей развлекал себя в очереди тем, что мысленно выбирал из них самую симпатичную, представлял без одежды, детально, во всех подробностях фантазировал, как везет к себе домой, каким вином угощает, как любит, как она отвечает… Сейчас же он стоял и сочувствовал им – и этим симпатичным, ухоженным девушкам, и молодым людям в кремовых и светло-серых костюмах с аккуратными, требующими времени по утрам, прическами: работая с большинством из них в одном здании не первый год, он не мог не замечать – почти все они одиноки. В шесть тридцать вечера выходят на улицу и не знают, что делать дальше. До завтрашнего утра. Они долго сидят в каком-нибудь кафе недалеко от дома или у себя в квартирке готовят ужин на одного человека и съедают его перед телевизором; многие устало и привычно переругиваются с родителями до тех пор, пока не захотят спать. И потом сон, пустой, как у мертвых, а утром – душ, кофе, торопливый сбор на работу. Очередной автоматический день… И у него до недавнего времени был почти такой же, мало похожий на жизнь, распорядок.

Аппетита не чувствовал, но все же, опасаясь, что голод появится позже и станет мешать, собрал на поднос традиционный обеденный набор – салат, первое, второе и третье, два куска хлеба, слоеный пирожок с черникой.

– Восемьдесят четыре рубля, пожалуйста, – сказал кассир, большой, розовокожий, но совсем не напоминающий работника общепита, а скорее борца Карелина, дядька; каждый раз, когда видел его, Андрей удивлялся, зачем он здесь, за маленькой кассой, где должна сидеть какая-нибудь предпенсионная тетушка, но дядька называл сумму заказа, желал приятного аппетита так как-то по-домашнему, что становилось приятно, уютно. А потом он забывался, совершенно исчезал из памяти до следующего обеда, и тогда его вид снова вызывал удивление…