Московские тюрьмы

В прихожей нас встретил Круглоголовый с кудрявым. Колю в одну сторону, меня опять в ту голую комнату. Спрашивают насчет зонта. Отвечаю, что ночевал не дома. «А где?» — «У знакомых». — «А поточнее». — «Поточнее не могу». Круглоголовый удалился, оставив меня с кудрявым. Крепкий красавчик. Грустные глаза, способные на все, на все, что прикажут. На штампованной физиономии никаких эмоций. Спрашиваю: где он служит, почему не в форме? Губы шевельнулись: спросите у такого-то. Назвал Круглоголового по имени-отчеству. «Он старший?» Лениво мотнул шевелюрой: «Да». Голос робота, без цвета.

Вернулся Круглоголовый: «Следователь пока занят». Больше часа прошло — чего с утра вызывать? Делать решительно нечего, глазу не на чем остановиться. Утомительно и нелепо: зачем-то я им нужен, а мы сидим и молчим. Кто они такие? Спросил удостоверения. Не показывают. «Значит из КГБ?» Круглоголовый темнит, но дает понять, что из уголовного розыска. Какие там должности? Мегре, Пуаро — инспекторы? Улыбаются: «Вроде того». Так и разговорились. Обнаружился интерес к моей работе, к исследованием трудовых ресурсов. Как понимать дефицит при избытке? Ведь везде говорят о нехватке рабочей силы? Эта нехватка, говорю, отчасти заблуждение, а, по сути дела, обман. В условиях планового хозяйства смешно сетовать на любой дефицит, особенно, на дефицит трудовых ресурсов, — мы создаем его сами, искусственно. Дефицит трудовых ресурсов главным образом создается избыточным накоплением кадров на предприятиях, поэтому реальная проблема не дефицит, а наоборот — скрытый и явный избыток рабочей силы, от него и надо избавляться.

— Вы знаете Антосенкова? — неожиданно спрашивает Круглоголовый.

Как не знать? Он у меня в записной книжке. Исследования доктора экономики Антосенкова довольно известны специалистам, сейчас он возглавляет созданное недавно союзное управление по трудовым ресурсам — прямое начальство. Я знаю его давно, молодым, кипучим кандидатом в Новосибирском академгородке. Отвечаю коротко: «Знаю».

— У него такая же точка зрения?

— Может быть, не совсем такая, но он человек неглупый, когда-нибудь поймет — жизнь подскажет.

Не очень корректно так говорить об ученом и начальнике высокого ранга, но я так думаю и надо им показать, что есть вещи, которые выше субординации. Например, собственное мнение, убеждение. Круглоголовый читал мою последнюю статью в «Литературке», она ему больше нравится, чем «Голос из тьмы». (Через два с лишним года то же самое скажет мой лагерный куратор из КГБ, недопеченный социолог Аркадий Александрович.) Это дело вкуса, говорю, и потом «Голос» только начат, не завершен и потому мне дороже — зачем было его забирать? Не насовсем же, возражают, если ничего предосудительного нет, то вернут, а вообще, я сам виноват: занимался бы лучше трудовыми ресурсами и не забивал бы голову Солженицыным и Сахаровым. Я спорю: почему лишают права знать этих людей, то, что ими написано? Почему я не могу иметь о них собственное представление, а должен верить кому-то на слово? У Круглоголового железный аргумент: потому что они антисоветчики.

— Да кто бы ни были, нас в университете учат судить об авторах по первоисточникам. Студентам философского факультета разрешен доступ к Ницше, Шопенгауэру, Бердяеву и в то же время сажают за чтение Сахарова и Солженицына. Где логика?

Я вспомнил, когда на встрече редакции «ЛГ» со студентами МГУ официозный писатель Чаковский спрашивал зал: слушаем ли мы «Голос Америки»? И крикнул в настороженную тишину, что надо слушать, что он регулярно слушает, иначе нельзя: чтобы бороться с идеологическими врагами, надо их знать. А следователь Боровик ставит в вину, заносит в протокол допроса то, что я слушаю. Хотя бы между собой договорились, чтоб людей не дурачить.

Молодцы посерьезнели, посерели. Круглоголовый вздул толстые губы, ворчит, что я делаю неправильные выводы и даже в опубликованных моих статьях слишком много критики, будто все у нас плохо: «Так нельзя мыслить». Какое признание! Ради таких откровений и стоит с ними беседовать. Значит, они стремятся диктовать не только поведение, творчество, слово, но и само мышление. Они считают себя вправе наказывать уже за то, что человек думает не так, как они. Политический контроль над мыслью, над мозгом, над корой больших полушарий — вот кому нужна генная инженерия. И эта отрасль знания, как и все в стране, в их руках. Мурашки по коже от успеха наук.