Читаем Московские тюрьмы полностью

Посадили его за наркотики. Нашли в кармане несколько крошек плана. Три крошки — три года, хоть смейся, хоть плачь. И без того жизнь шла наперекос, теперь доламывают. А почему Наркоша соблазнился к наркотикам, а не поступил, например, в оперативный комсомольский отряд? Откуда душевный кризис у молодого человека в условиях развитого, завитого социализма, где вроде бы кризисов давно нету? Что заставляет искать выхода в алкоголе, наркотиках, а не кабинетах партучебы и партийных секретарей? Ни милицию, ни суд, ни законодателя подобные вопросы не волнуют. Наркотики — зло, отсидит и больше не будет, — отечески рассуждает законодатель. А что он потом будет делать? Предполагается, что потом Наркоша будет нормально жить и работать, т. е. здоровье, восстановленное в исправительных лагерях, употребит на благо законодателя, начальника, государства. Да не от того ли он обратился к наркотикам, что не хотел быть рабочей скотиной праздного бюрократа? Неужели будет работать после того, как убедился, что смысла в этой работе еще меньше, что начальство еще отвратительней, чем прежде он думал? Он покорится, если испугается, и тогда потеряет свое лицо, станет такой же козявкой, как и прочие усмиренные обыватели. Или начнет воровать, совершать преступления. И в том и в другом случае человек потерян. Сначала он махнет рукой на все то, к чему стремился, во что верил, потом на него махнут и оседлают. Государство порабощает, заводит человека в тупик. Диссиденты отстаивают ценность человеческой личности, указывают выход из тупика, перспективы, согласующиеся с нравственностью. Государство делает ставку на страх и насилие. Диссиденты стремятся к свободе и справедливости. Государство требует безусловного подчинения. Диссиденты говорят, что у человека помимо обязанностей, есть еще и права. Что выберет такой человек как Наркоша? А что бы выбрали вы, читатель?

До сих пор у Наркоши не было выбора. Был он и крепостная стена. Чах и гнил, как заживо замурованный. Диссиденты показывают, что выход и выбор есть. И в невозможных условиях возможна оппозиция, способная оказать сопротивление, знающая как разрушить стены режима, превратившего страну в тюрьму для свободной личности. Для этого Наркоша будет работать. И страх его уже не остановит, как не останавливает вора, наркомана, любого человека, желания которого сильнее страха. Но вор, наркоман рискует из корысти, личной выгоды — это животные натуры. Мотивы нравственного человека сильнее: он не может быть счастлив среди несчастных, для него не существует личного блага без общего. Если личная выгода сильнее страха, то стремление к общему благу, к свободе и справедливости не запугаешь ничем — ни решеткой, ни костром, ни распятием. Дайте людям веру, что это возможно! Что борьба за свободу не только возможна, но и необходима и выгодна больше, чем материальная нажива, и если думать не только о себе, но и о детях, и о детях детей наших, то надо отказываться от корыстного воровства, алкогольного и наркотического запоя во имя своего и общего освобождения. Не так бы прогрессировало разложение нации в пьянстве и воровстве, если б открылись перед людьми цели и деятельность, альтернативные тому, что навязывается государством. Надо, чтобы все знали, что такие цели сформулированы и деятельность начата. Это сделали диссиденты и в этом исторический урок и заслуга пройденного этапа. Нынешний кризис диссидентства знаменует новый этап, главная задача которого просвещение масс, соединение мыслящей интеллигенции с лучшими представителями из народа. Надо найти Наркошу.

Ценой огромных жертв за два десятилетия активного диссидентства накоплены богатые материалы, разоблачающие режим до гола. О них знают на Западе, пусть же широко узнают и внутри страны.

Нарсуды учат, вбивают в диссидентские головы, что надо делать, так надо же когда-то прислушаться, приговоры за подрыв и ослабление, агитацию и пропаганду, за систематическое распространение — каждый такой приговор — шпаргалка, подсказывающая, что надо делать и чего власти больше всего боятся. Пару экземпляров найдут или тысячу, дома ты держишь или возишь по городам, бросаешь в почтовые ящики — все равно обвинят. Так хоть не обидно сидеть, когда делаешь. Подрывайте и ослабляйте диктатуру партократии, агитируйте и пропагандируйте против насилия и беззакония властей, систематически распространяйте правду о том, что происходит в стране. В этом нам поможет Наркоша — один из тех, кто составит команду обратной связи между интеллигенцией и народом.

О многом мы с ним успели поговорить. Я холодел от того, куда заводит, так сказать, ход моих мыслей. Не дай бог, думаю, узнают об этом — не дадут умереть своей смертью. А Наркоша ничего, кивает большой головой на тонкой шее, мол, само собой — так и надо делать. Спрашиваю: «Отвезешь чемодан с самиздатом?» Отвечает решительно: «Отвезу и отдам куда надо». Ни один мускул не дрогнул.

Драки

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное