Московские улицы. Секреты переименований

Первым и главным пунктом своих возражений под флагом заботы о благосостоянии москвичей они выставляли экономическую сторону проблемы. На собраниях и в печати они постоянно заявляли, что требуемое возвращение старых названий обойдется народу в сотни тысяч рублей: «Эти деньги ведь мы оторвем от ремонта музеев и библиотек, от спасения шедевров, гниющих в затопленных подвалах, от обучения азам искусства ребят» («Московская правда», 15 декабря 1990 г.). Сайкин любил говорить: «Оторвем от детских садиков» – так получалось еще трогательнее.

Надобно сказать, что подобные утверждения, к тому же исходящие от ответственных лиц, производили на публику желаемое впечатление.

Но дело в том, что подобные широковещательные заявления со слезой были не более чем элементарной демагогией и сознательной ложью. Когда после общих слов и громких сетований приходилось отвечать на конкретный вопрос: «На что же требуются эти огромные средства», то оказывалось, что затраты предстоят на: а) замену уличных указателей названий, б) печатание планов города с новыми названиями, в) печатание различных канцелярских бланков с новыми адресами.

В ряду прочих расходов города эти расходы выглядят очень скромно. Кроме того, руководство, сетуя, как дорого обойдется смена уличных досок с названиями, умалчивало, что менять обветшавшие указатели на новые полагается регулярно, а надпись на них на стоимость не влияет: доска с надписью «улица Разина» и «улица Горького» стоит столько же, сколько «улица Варварка» и «улица Тверская».

То же и с печатанием планов города и канцелярских бланков, которые периодически обновляются.

Поэтому совершенно ясно, что дополнительных экономических затрат возвращение исторических названий не требует.

Второй пункт возвращений – культурно-исторические причины. «Ведь советские названия улиц – тоже история, и мы должны их беречь и хранить, а не переименовывать», – усовещивают противники возвращения исторических названий. Причем надо специально отметить, что как опытные демагоги они совершают будто бы незначительный, но очень важный подмен слов, заменяя слово «возвращение», соединяемое с понятием законности, правомерности, словом «переименование», которое имеет негативный смысл, потому что говорит о насилии и беззаконии.

Попутно совершается еще одна подмена: стирается разница между старыми названиями, которые действительно представляют собой исторические памятники, и новыми, являющимися элементами пропаганды определенной политической партии. Впрочем, пропаганда тоже факт истории, и новая улица, возникшая на пустом месте, должна называться так, как ее назвали: Новая, Пионерская, Свободы или 4-я улица 8-го Марта. Но противиться возвращению названий, имеющих многовековую историю, – это не забота об истории, а насилие над ней и невежество.

Так что все возражения партийно-советского аппарата в действительности были, как говорится, шиты белыми нитками. Однако все же их пропаганда имела некоторый успех, и нельзя просто отмахнуться от тех москвичей, которые пишут письма в газеты, протестуя против возвращения старых названий улиц, возмущаясь «ненужными огромными затратами», выступают в защиту «оплевываемых» имен борцов за коммунизм. Письма искренние, очень сердитые, не вызывают никакого сомнения в их подлинности. Да, авторы – а это в основном люди старшего поколения: пенсионеры, ветераны партии, ветераны войны и труда – убеждены в своей правоте, но – увы! – не замечают того, что просто повторяют подсказанное партийной пропагандой почти слово в слово, оттого-то многие письма так похожи одно на другое, как были похожи «шедшие от сердца» беседы агитаторов, «доносивших до масс» очередное постановление очередного пленума. На них и опирались горкомовские и моссоветовские деятели.

Действительно, среди печатавшихся в газетах писем, посвященных этой проблеме, наряду с письмами читателей, одобряющих возвращение исторических названий, публиковались и письма читателей, возмущенных этим. «Более всех возвращению названия Хамовнический вал будут рады именно туристы-белоэмигранты», – писал один; «Кагановича на вас нет!» – грозил другой по поводу изменения названий станций метро, видимо, намекая на кровавые расправы, которыми прославился шеф строительства метрополитена; третий возражал против названия Воробьевы горы (названы в 1918 году Ленинскими), потому что «В.И. Ленина все знают, и он лучше, чем какой-то там Воробьев», и тому подобное. Правда, о соотношении количества сторонников того и другого мнения достаточно красноречиво свидетельствует опрос, проведенный в январе 1989 года в районе, носящем имя К.Е. Ворошилова – деятеля, как считалось, из наиболее «любимых народом». «Московская правда» опубликовала итоги: за то, чтобы район назывался Ворошиловским, проголосовало 15 процентов жителей, против – 75.