Московские встречи

Очнувшись, Чкалов с недоумением огляделся вокруг. Капли холодного встречного дождя разбивались о стёкла кабины. Байдуков вёл вздрагивающую машину в сплошном месиве клубящихся облаков.

Экипаж принял решение продолжать путь через Таймырский полуостров к устью реки Лены.

И вот циклон, наконец, позади! Они увидели солнце. Самолёт пересёк Хатангскую губу и отклонился в глубь материка. Якутию перелетели над бесконечной цепью скалистых пиков. Они шли с опозданием. На борьбу с циклоном потеряно свыше трёх часов дорогого времени. Внизу неуклюже повернулся неприветливый хребет Кулар. За ним показался хребет Бао-Хоя и хребет Черского, выступающий из мрачной сумеречной мглы.

Байдуков передал радиограмму:

«Пересекли Лену в 12 часов 42 минуты. Идём на Петропавловск. Высота 4400 метров. Сегодня Арктика отняла много сил экипажа. Сильные лобовые ветры, облачность привели к перерасходу горючего. Отдыхаем поочерёдно. Убедились, как коварна Арктика и какие вместе с тем сказочные прелести таит она в себе».

В 15 часов 40 минут была передана очередная радиограмма: «Находимся в центре Якутских гор. Склоны и ледники освещены солнцем. Все в порядке. Байдуков».

Вечерняя мгла обволакивала землю. Самолёт опять мчался над облаками. Это затрудняло ориентировку. Беляков взялся за астрономические приборы. Вечером проплыли над заливом Бабушкина — точно по намеченному маршруту. Это всех обрадовало. Чкалов с благодарностью поглядывал на сосредоточенное, небритое лицо своего штурмана. Шлем с наушниками сжимал ему голову, и он, сняв его, летел с открытой головой.

Через окошечко фюзеляжа в течение двух суток светило незаходящее полярное солнце. На лбу и на висках у Белякова появились ожоги.

От недостатка кислорода никому не хотелось ни есть, ни пить.

«Эдак долго не продержимся, — озабоченно думал Чкалов, — ишь, как побледнел Байдуков. И губы запеклись. Голод и усталость дают себя знать».

— Егор, съел бы бутерброд с икрой!

Уткнув лицо в кислородную маску, Байдуков молча отмахнулся: он жадно дышал.

Самолёт шёл над серой котловиной Охотского моря, логовом бурь и грозных циклонов.

Пилотское место занял Байдуков. Чкалов подполз к штурману.

— Далеко ли Камчатка?

Они шли над облаками. Беляков произвёл расчеты. Спустя полтора часа сквозь разрывы облаков показалась вершина сопки, затем бухта и городские домики — это был Петропавловск-на-Камчатке.

— Мы у цели, друзья! — возбуждённо выкрикнул Чкалов, обнимая сзади за плечи Байдукова. — Ура!

Беляков быстро написал приветственную записку жителям Петропавловска и, вложив её в жестяной цилиндрик с яркой лентой и поплавком, сбросил вымпел вниз.

Теперь путь их лежал к Николаевску-на-Амуре. Вахта Байдукова окончена, он уступает пилотское место Чкалову.

Охотское море приходится пересекать вторично. На мрачном скопище огромных, устрашающих своими размерами, зловеще освещённых пурпурных облаков их самолёт кажется маленькой, нечаянно залетевшей сюда одинокой ласточкой.

Радио сообщает неприятные вести: по пути густой дождь с туманом. С юга, со стороны Маньчжурии, надвигается циклон. «Как быть? — взвешивал обстановку Чкалов. — Лететь на Читу, значит провести ночь над горами… В такую непогоду. А горючее на исходе… Едва ли хватит до утра. Да и граница рядом. Пожалуй, придётся сесть в Хабаровске».

Он круто повёл самолёт на снижение. С каждым мгновением лететь становилось всё труднее. Порывами ветра машину встряхивало с такой силой, что, казалось, вот-вот отломится крыло или отвалится хвостовое оперение. Косые полосы секущего дождя не позволяли определить расстояние до бушующих волн. Крепко сжимая в руках штурвал, Чкалов напряжённо всматривался через открытую боковую створку в мокрую непроглядную муть. Но вот в стороне совсем близко вывернулся из мглы берег — Сахалин. Беляков точно вывел самолёт на маршрутный пункт. Стремительно промчались они над островом, и снова под ними вздыбились свирепые буруны Татарского пролива. Норовя обойти преграждающую путь жёлтyю стену ливня, Чкалов круто, почти стоймя, развернул самолёт, рискуя зацепиться концом крыла о невидимую воду. Но тщетно: ливень сек со всех сторон.

«Пойду на высоту! — решил Чкалов. — Наверху дождя не будет». Но не успели вскарабкаться и на двухтысячную высоту, как началось самое страшное: узкие крылья, стекла и хвост самолёта с невиданной быстротой стали покрываться тяжёлым ледяным панцирем. Машину затрясло, как в припадке.

Байдуков слал в эфир одну радиограмму за другой: «Хабаровская широковещательная. Срочно запускайте десятикиловаттную. Обледеневаем в тумане. Давайте наш позывной непрерывно словами…»

Валерий Павлович бросал оценивающие взгляды на побелевшие крылья самолёта: льдистый покров катастрофически утолщался. Машина тяжелела, Мотор работал неравномерно, лёд начал намерзать и на лопастях винта.

Как всегда, ощущение опасности возбуждало Чкалова. Мысль работала остро, движения становились точны и решительны. Битва со стихией была по сердцу его богатырской натуре. Он резко бросил машину вниз, в дождь и мрак, уходя из страшной зоны обледенения.