Московские загадки

2-й х а л д е й (испуганно). Ой, как сгорим-то!

1-й х а л д е й (объясняя, с удовольствием). Потому мы слуги верные, холопы примерные.

2-й х а л д е й (прерывая). Так чево ж, товарищ, делать станем?

1-й х а л д е й (назидательно). Пока суд да дело, огоньку прибавим. Ходи веселей, сапог не жалей!

2-й х а л д е й (развеселившись). Одни сносим, другие с батюшки-царя спросим!

1-й х а л д е й (продолжая прежнюю игру). Глядишь, новые купит, а то и по шеям отлупит.

2-й х а л д е й (подхватывая). Одно слово – Навуходоносор!

Все происходило так. Устанавливались декорации, появлялись в сопровождении халдеев отроки, связанные между собой «убрусцем по выям» – полотенцем за шеи, они отказывались поклониться золотому тельцу и вводились теми же халдеями в печь. В печи, скрытые ширмами, они начинали петь, им отвечал хор. Потом гремел гром, спускалась фигура ангела, халдеи падали на землю, а освободившиеся отроки исполняли с хором заключительную часть действия.

Своего рода театрализованный концерт? Так, казалось бы, свидетельствовали современники, о том же говорили и документы. Но ни те, ни другие всего сказать не могли. В тратах на «Пещное действо» был еще один вид расходов – на постановку. «Пещное действо» при дворе каждый раз ставил другой постановщик, и в зависимости от удачного замысла его ожидала большая или меньшая награда. Бывали и такие годы, когда очередного постановщика обходили, ограничиваясь наградами халдеям и отдельным исполнителям. Значит, ничего «не измыслил» постановщик, ничем не удивил. А, собственно, что можно «измыслить»?

Славился своими постановками дьяк Пятой Филатов, тот самый, что жил на своем дворе «в Златоустом переулке на белых землях», около Чистых, а тогда называвшихся Погаными, прудов. За одно только представление 1625 года досталась ему и «камка добрая», и «сукно лундыш». Славился и певчий дьяк Юшка Букин. Отмечались в двадцатых годах и другие. Главный постановщик занимался всем «пещным действом» – не музыкой. Рядом с ним был своего рода педагог, разучивавший отдельные голосовые партии, и еще один, работавший с хором. Певческие партии принадлежали отрокам, отсюда и педагог занимался «отроческим учением». Особой сложностью отличалась партия хора, а вот о халдеях не говорилось ничего. Петь они определенно не пели.

Определить, откуда брались постановщики, не представляло труда – опытные, известные своими голосами певчие из хора. Как правило, баритоны. Этот голос особенно ценился в Древней Руси, считался самым «устойчивым», выразительным, гибким. Его обладателям уже по одному этому легче было дойти до первенствующего положения в хоре, стать так называемыми уставщиками. Отроки были из того же царского хора – дискант, баритон и бас. Халдеев в «столбцах» Оружейной палаты пришлось искать много дольше. И все-таки в конце концов и здесь можно было сказать без колебаний: их роли отдавались певчим.

Итак, церковные певчие, в скоморошьих одеждах, не поющие и тем не менее поощряемые «за искусство». Значит, речь шла об актерской игре и, соответственно, об игровой постановке. Чудо становилось реальностью: театр в Московском государстве и Москве существовал за полтора века до первых придворных представлений труппы пастора Грегори в Преображенском! И разве не о том же говорили дошедшие до наших дней и впервые публикуемые тексты?

Явление 4

1-й х а л д е й (шепотом). Товарищ!

2-й х а л д е й (подскакивая от неожиданности). Чево?

1-й х а л д е й (кивая на печь). Известно чево!

2-й х а л д е й (разводя руками). А ничево!

1-й х а л д е й (изумленно). Совсем ничево?

2-й х а л д е й (решительно). Как есть ничево!

1-й х а л д е й (в остолбенении). И не обгорают?

2-й х а л д е й (с досадой). Где там – песни поют!

1-й х а л д е й (не веря своим ушам). Поют?! (Деловито). И давно запели?

2-й х а л д е й (безнадежно). Да вон, слышь, только в силу входят!

1-й х а л д е й (вынося приговор). От беда так беда!

2-й х а л д е й (совсем понуро). Куда хуже!

1-й х а л д е й (оживляясь от неожиданно пришедшей мысли). Разве перед концом запели?

2-й х а л д е й (доволен тем, что наконец видит растерянность у слишком бойкого товарища). Чьим концом-то?

«Столбцы» подробно описывали и внешний вид певчих на каждый день. Появляться на людях им приходилось ежедневно, постоянно меняя наряды. Алые штаны, разноцветные кафтаны с серебряными пуговицами, на беличьем меху – с позолоченными, высокие суконные шапки, отороченные бобром, суконные рукавицы с песцом, сапоги сафьяновые желтые, зеленые, красные – трудно себе представить более праздничный вид. Расходные книги учитывали каждую мелочь (пуговиц могло быть по шести – не больше!), благо вся одежда царских певчих была казенной. Иначе разве «собьешься» на все «перемены» платья, которые им полагались. Даже в цветистом царском поезде на улицах Москвы таких щеголей нельзя не заметить – иностранные путешественники единодушны в своих восторгах. А к тому же сбруя с серебряным набором (это уж свое!), шитые разукрашенные седла, холеные кони. Но дело не только во внешнем виде.