Московский апокалипсис

Рыжий оборванец немедленно укрылся в задних рядах. Чернь стояла в замешательстве, не решаясь напасть. Первых, понятно, эти трое положат – никому не хотелось оказаться в их числе. Топтание на месте продолжилось ещё некоторое время. Вдруг откуда ни возьмись, появились гусары! Два десятка солдат под командой офицера врезались в толпу – и та побежала… С гусарами пришёл и Ельчанинов. Он был уже в мундире и с двумя крестами на груди. Штабс-капитан посмотрел на побоище и горько покачал головой. Не меньше полусотни раненых были перебиты. Если бы не “отчаянные”, толпа растерзала бы всех…

– Да, великий народ и в безднах падения не знает меры…

– Вовремя вы, Егор Ипполитович! – радостно сказал Ахлестышев. – А что за гусары с вами?

– Генерал Бенкендорф прислал. Его отряд вошёл в Москву и теперь воюет уже не с французами, а с уголовными. В городе бесчинства. Сейчас на улицах страшнее, чем было в первые дни нашествия. Будьте осторожны!

– Да уж! Не хватало вынести всё и погибнуть теперь от своих…

Внезапно на улице разгорелась с новой силой ожесточённая стрельба. “Отчаянные” приникли к окну. Оказалось, что спешенные казаки атакуют кор-де-лож, а засевшие в нём французы отбиваются. Трижды казаки ходили на штурм и трижды отступали, неся потери.

Ельчанинов рассердился.

– Какой дурак там командует? Москва уже наша, а тут ещё не навоевались! Надо немедленно прекратить эту резню.

– Они боятся, – сказал Ахлестышев.

– Боятся? Но чего? Корпус Мортье уже за Дорогомиловом. Им нужно лишь сдаться.

Пётр кивнул себе за спину, туда, где лежали изувеченные трупы:

– Вот этого они боятся. И имеют основания! Казаки берут пленных крайне неохотно, вы же знаете… Пусть Бенкендорф даст легкораненым гарантии, что их не убьют и обеспечат защиту. Иначе прольётся ещё много крови.

– Вы правы, – согласился штабс-капитан. – Пойду, предложу его превосходительству ваш план и себя в качестве парламентёра. Русская армия с ранеными воевать не должна!

Ельчанинов ушёл, и вскоре стрельба с обеих сторон прекратилась. А ещё через полчаса французы начали по одному переходить из кор-де-ложа в квадратный корпус, складывая на пороге оружие. Вернулся Егор Ипполитович, он был чем-то сильно расстроен.

– Тридцать упрямцев отказались.

– Но почему?

– Они не верят слову генерала. А может, сами за эти сорок дней натворили такого, что боятся отдаться в наши руки…

– Что с ними будет?

– Я сделал всё, что мог, – только и сказал штабс-капитан.

Действительно, скоро небольшая группа французов вышла из кор-де-ложа. Они встали на дворе в круг и ощетинились штыками. Казаки со зверскими лицами отбросили ружья, выхватили сабли и бросились на эту горстку. Ахлестышев не выдержал и отвернулся от окна.

– Пётр Серафимович, – тронул его за рукав штабс-капитан. – Я сейчас же отбываю в действующую армию. Мои дела в Москве закончены.

– А как же мы с Сашей?

– Пока вы, к сожалению, беглые арестанты. Первое, что я сделаю – займусь этим вопросом. Обещаю! Ваши заслуги таковы, что дают вам право надеяться.

– Эх, Егор Ипполитович… Ставка далеко, а здесь Яковлев станет решать мою судьбу! Может, и мы с вами, а? Боюсь, честно скажу. Боюсь, что власти забудут все наши заслуги. Это так по-русски!

– Вы правы: у нас легко сорят людьми. И забывают быстро. Но не в этот раз! Вот вам бумага и карандаш. Напишите с Батырем ходатайства на имя Кутузова о приёме вас на военную службу охотниками.

Партизаны быстро составили заявления и вручили их штабс-капитану.

– Значит, ждать?

– Да. Скоро в город вернётся полиция. Вытерпите некоторое время, пока обер-полицмейстер не получит распоряжения на ваш счёт. А я дам в ставке ход вашим ходатайствам.

– Опять нам скрываться? То от чужих, то от своих…

– Увы. Но уже в последний раз и ненадолго. Где вас искать, ежели что?

– На Остоженке.

– Ну, до встречи, Пётр Серафимович!

– До встречи!

Ельчанинов обошёл всех партизан и простился с ними по-доброму. Сила Еремеевич попросил штабс-капитана сообщить о нём в полк. Тот пообещал – и уехал.

Особняк на Остоженке под руководством Ахлестышева превратился в ночлежный дом. Пётр обосновался на втором этаже и звал остальных разделить с ним компанию. Но все дружно отказались. Остальные – это Саша-Батырь, Отчаянов, Степанида со своим мужем-инвалидом, и Марфа с ребёнком и раненым французом. Кончилась уравнявшая всех война, и Пётр снова ощутил, что между ним и так называемым простым народом есть дистанция… Никто из вчерашних его товарищей не решился поселиться в барских комнатах. Ему начали было опять говорить “ваше благородие”, но это беглый каторжник решительно пресёк. На войне субординация требовала, а сейчас ни к чему!