Московский апокалипсис

– Сейчас самое главное, – сказал он, – это обездвижить Великую армию. Мы уже почти продержались. Ещё неделя ожидания и Бонапарт поймёт, что его перехитрили. Корсиканцу останется лишь бежать из Москвы обратно к Смоленску. Конский состав – вот главный объект нашего удара! Лошадей у французов всё меньше, а добыча фуража для них делается всё труднее. Это только человек может жить на баланде из муки, а строевому коню нужен овёс. То, что вне города, оставим нашим товарищам. А то, что в Москве – наше.

И “отчаянные” начали целенаправленную охоту на фуражные склады. Самым полезным здесь оказался Голофтеев. До войны он вёл раздробительную^[60] торговлю сеном и овсом. Все извозопромышленники были старику хорошо известны, так же, как и подходящие помещения. Оставшиеся в городе купцы сообщали ему, где что лежит и как охраняется. После этого появлялись “отчаянные” и устраивали аутодафе. Унтер-офицер просил пожилого уже человека не ходить на поджоги, но упрямец обижался. Он никогда не упускал случая самолично прикончить захватчика. Смелый и безжалостный, дедушка действовал топором. Рука Голофтеева сохранила мужицкую твёрдость. Ахлестышев старался не смотреть на плоды его трудов – зрелище было не из приятных…

Вдруг однажды утром Ольга сообщила Петру важную новость. Полестель пишет секретный доклад для Наполеона, черновики которого не отдаёт даже Морису – лично сжигает в камине. Доклад ответственный: полковник не выходит к ужину, а за завтраком очень рассеян. Ест не разбирая, и всё думает, думает… А сегодня заявил с привычным бахвальством, что его документ решит исход войны. Ни больше, ни меньше. А когда Ольга попыталась выяснить подробности, намекнул: Наполеон на распутье. Великий человек раздумывает, как ему вести осенне-зимнюю кампанию, и доклад графа даст его мыслям верное направление!

– Чтобы увидеть доклад, нужно проникнуть в кабинет графа?

– Да, но за ним присматривает Морис. Он сам там убирается, и в течение дня может заглянуть, убедиться, что всё в порядке.

– Кабинет запирают на ключ?

– Всякий раз, когда граф из него уходит. Но от старого дворецкого осталась связка запасных ключей.

– У кого она сейчас?

– У Степаниды Фроловны.

– Отлично. Стало быть, нужно только на один час отвлечь Мориса. Так?

– Так, милый, но именно это и невозможно! Свои встречи с агентами он проводит в гостиной, и дверь кабинета ему оттуда видна. На первый этаж Морис сейчас почти не спускается, доверивши его прислуге. Надобно, чтобы этот час он провёл в своей комнате. Она в самом конце анфилады: оттуда ничего не видно и не слышно. Но в ней Морис лишь спит! Я не знаю, как завлечь его туда на целый час…

– Ну, можно посыпать ему в кофей слабительного, чтобы он провёл этот час в отхожем месте.

– Да, но камердинер питается с господского стола! С нами не сидит, но ест-пьёт то же, что и мы. Если испортить кофе, то мы все будем бегать в отхожее место!

Ахлестышев задумался.

– Петя… – неуверенно начала Ольга. – Есть ещё новость про графа Полестеля…

– Какая? – спросил тот рассеянно.

– Ещё когда я была барышней на выданье, он за мной слегка ухаживал.

– За тобой тогда пол-Москвы ухаживало! Такая красавица, да при эдаких деньгах!

– А теперь он не нищий эмигрант, а полковник армии, захватившей Москву. И мы с князем полностью в его власти.

– Постой-ка! – насторожился Пётр. – Он что, возобновил своё волокитство?

– Петь, – Ольга посмотрела на него как-то странно, – это не волокитство. Это уже домогательства. В самой наглой и настойчивой форме. Вчера, например, я едва вытолкала его отсюда. Граф Полестель убеждён, что мне ничего не стоит переспать с ним.

– Вот как! Это почему же?

– Когда они с князем привезли меня сюда… Помнишь, я говорила, что имело место бурное объяснение: кто что делал в эти восемь суток московского пожара? И как должен вести себя супруг в минуту опасности. Так вот, я откровенно рассказала князю, что в эти ужасные дни возле меня был ты. И я многократно обязана тебе спасением своей жизни. Сказала также, что мы жили с тобой в эти дни, как муж с женой. И призналась, что мгновенья, проведённые с тобой в шалаше на Девичьем поле, были самыми счастливыми в моей жизни.

– В моей тоже, – улыбнулся Ахлестышев. – Но причём здесь Полестель?

– Притом, что князь Шехонский, дурак, рассказал об этом графу.

– Ну и что? Пусть полковник знает, что место занято.

– Ты забываешь, что я в его власти. А граф после откровений моего мужа решил, что я падшая женщина. Которой всё равно с кем спать. Понятие любви ему не доступно. Для графа это то, что мужчина и женщина делают в постели, и ничто иное. И теперь он счёл, что меня можно просто взять, как вещь.

– А князь?

– Что князь? Я всегда интересовала его лишь как наследница двадцати тысяч душ. А сейчас дружба с Полестелем значит для него выживание. Он легко отдаст меня полковнику в обмен на его расположение.

– Я убью их обоих! И не на дуэли, а из-за угла. Партизанам это дозволяется.

– Когда, милый мой?

– Да хоть нынче! Они ведь считают меня покойником?