Я чувствую, что происходит что‑то действительно важное, способное изменить весь ход моей тоскливо однообразной жизни. Я ненавидел себя и никак не могу понять, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого чувства.
По крайней мере, ненависти не испытываю.
Я до боли сжимаю кулаки. Плотно прикрываю веки, пытаясь разобраться в хитросплетении собственных мыслей. Там таится нечто невообразимое.
–Все будет нормально.
Если повторять это достаточно часто, так и получится. Мой голос звучит весело, но на деле мне не до веселья. Напряжение не спадает.
Я зеваю. Привстаю на цыпочки. Кручу головой. Потягиваюсь. Что я здесь делаю? Что-то определенно происходит вокруг меня, и я не собираюсь просто стоять здесь. Они думают, что мы я так шутим. А что им еще думать?
Все лгут – из добрых побуждений, из жалости или из трусости. Размышлять всегда полезно. Это, может, и не самая сильная моя сторона, но стараться всё же надо. Мне все это кажется знакомым. Я думаю: как мало нужно, чтобы казаться другим. Но это еще ничего не значит. Ничто так не поддерживает моральный дух широких слоев населения во времена ограничения свобод, как демонстрация силы.
– Бояться не следует. Следует соблюдать осторожность.
Я никогда раньше так не делал. Неприятное ощущение. Все происходящее слишком легко. Так легко, что я даже не знаю, радоваться этому или нет. Мне становится смешно.
Я начинаю получать удовольствие. Но они всегда побеждают.
3
К горлу подступает нервозность. Со сцены кто-то призывает всех заканчивать митинг и идти оппозиционным маршем на Центральный Избирательный Комитет. На моих глазах мирный протест превращается в революцию.
Меня охватывает непривычный, иррациональный страх; пульс учащается. Солдаты, большей частью юнцы, начинают размахивать длинными резиновыми дубинками.
– Эти разгонят, – говорит кто-то. – Обученные войска.
Хотя бы у кого-то из них есть здравый смысл.
Я начинаю оглядываться вокруг в поисках возможных угроз. При заходе за металлические ограждения я видел только полицейских, никаких отрядов особого назначения не было. Теперь в просветы между головами митингующих иногда можно заметить крыши автомобилей для перевозки заключенных. ОМОН уже близко. Его стянули в тот момент, когда толпа начала собираться за предназначенной для митинга территорией. Как охранники правопорядка могут отреагировать на призыв организаторов идти маршем на Центризбирком? Им явно это не нравится.
Полиция, встретившись с отказом повиноваться, в какой-то момент несколько растерялась, отшатнувшись назад. А толпа, между тем, заводится все больше.
–Отошли, народ, не надо к ментам лезть, – требует один с белой лентой, подталкивая людей в сторону. В драку никто лезть без повода не собирается. Тем более что стражи правопорядка ведут себя корректно – за руки никого не хватают, вежливо вещают в рупор и даже не пытаются никого разгонять.
– Похоже, мы их раздражаем, – замечает он.
«Спокойно, – напоминаю я себе. – Спокойно».
Как подобное могло произойти? Что все это значит?
– Вообще‑то все не так уж и страшно, как может показаться.
Стражи порядка начинают «сортировать» и выводить в сторону обычных москвичей, застрявших в толпе.
–Граждане прохожие! – раздается голос из громкоговорителя. Толстый полицейский расхаживает туда и сюда, обращаясь к митингующим. – Не толпимся! Проходим на тротуар!
ОМОН терпеливо оттесняет всех с проезжей части. Я вижу, что у некоторых мужчин на лицах написано четкое желание подраться.
Естественно, мне тяжело. Но я не боюсь и доказываю это.
– Граждане! Данная акция незаконная, все расходитесь! – предлагает полицейский, сидящий в машине. – Призываю всех мирно разойтись по домам! Повторяю: акция несанкционированная.
Призывы звучат на протяжении десяти минут. Кто-то кричит из толпы:
– Это площадь для народа!
–Не блокируйте проезжую часть! – продолжает переговоры полиция. – Отойдите на тротуар!
–Медленно реагируют, – бормочет стоявший рядом мужчина. – Люди уже полчаса вокруг площади по городу собираются и не реагирует никто.
Я пытаюсь сохранить ясность разума. В любой момент все может выйти из‑под контроля.
–Собралась толпа не по делу, – говорит кто-то. – Покричали и разошлись. Сейчас дойдут до ближайшего подземного спуска и по домам разъедутся.
– И все? – отвечают ему.
– А этого мало?
– И что, есть шансы?
– Вряд ли.
– Такое может быть только в России.
– Позор! Позор! Позор! Позор! – скандирует толпа, оглядываясь на полицейских. Те, молча, хмурятся в ответ.
Толпа становится плотнее. Тротуар перекрыт полицейскими фургонами. Многие люди проходят мимо, бросая опасливые взгляды на демонстрацию и спеша спрятаться. Другие, не стесняясь взглядов полиции, останавливаются и начинают снимать происходящее на камеры мобильных телефонов. Половина из них, тут же перестает это делать, когда сзади, на проезжей части начинают скапливаться полицейские в экипировке. Другая половина остается, вливаясь в толпу.