Московский бунт

Их дыхание все тяжелее. Полицейские все это время били руками и ногами так быстро, что теперь устают и замедляют движения.

Когда я падаю, они перестают орать: «Сука!», однако, лежа на асфальте, я слышу, как кто-то из полицейских подвывает от возбуждения.

Кто-то проходит мимо, останавливается, а затем говорит ленивым и даже игривым тоном.

– Полегче, полегче, ребята.

Они закончили. Непостижимо, но совершенно отчетливо. Прямо здесь и сейчас.

Я неизбежно должен был оказаться здесь. Я испытываю потрясение, осознав этот факт. Однако круговорот мыслей не останавливается.

Я заставляю себя успокоиться. Я не ожидал столкнуться со всем этим. Нечто совершенно новое, лежащее за пределами прежнего жизненного опыта.

Стараюсь не замечать стука собственного сердца, который отдается в ушах.

– Убийство, – произносит стоящий рядом полковник с улыбочкой. Он стоит на залитой солнцем улице в центре Москвы: – Убийство, – повторяет он, явно наслаждаясь звучанием этого слова и, добавляет: – кровавое и жестокое, – складвая ладони на выпирающем животе.

Я вижу это неожиданно, и все вдруг становится на свои места. Разбросанные частички головоломки внезапно выстраиваются в отчетливую картину. Я понимаю, что должен прикоснуться к этой трагедии. Что деваться некуда. Так почему не теперь?

«Так вот как это бывает, – думаю я. – Вот как это бывает».

Вкус крови – сладковатый, теплый, металлический.

Сейчас для меня уже ничего не имеет значения. Я пересек черту. Что не оставляет мне выбора.

«Ну разве это не дурацкая мысль?» – задаю я сам себе вопрос.

Ответа нет. Не знаю, плохо или хорошо, зато по‑настоящему.

Проблема даже не в этом. На все можно смотреть по-разному. Можно сказать, что они сейчас выбирают – жить этим людям или не жить. А можно сказать, что они выбирают – жить этим людям или другим.

Время тянется медленно. Трудно сказать, сколько его проходит – четверть часа, двадцать минут.

«Нет, – прерываю я себя, – глупости. Я снова пытаюсь создать образ врага, которого нет. Все гораздо проще и примитивнее».

Какой‑то настойчивый голос снова и снова что‑то повторяет.

«Осторожно, начинается зона безумия. Уходи, тебе лучше ничего не знать!»

На все вопросы должен быть ответ. Но я не знаю, где его найти. Пока еще не знаю. Надо было сохранить хладнокровие. Но это легче сказать, чем сделать.

Может, я что не так делаю?

Помню, как не мог поверить в то, что произошло. Как быстро всё случилось, и ведь ничто не предвещало такого поворота событий. Ничего.

Я хочу действовать. Меня охватывает совершенно беспричинный страх того, что я не делаю что-то важное. «Обратного пути нет. Только вперед!» Сомневаюсь, что способен на такое.

Выступления продолжаются. От толпы отделяются большие группы людей. Они останавливают проезжающие мимо машины и просят водителей давать продолжительные сигналы.

Я стою и смотрел на солдат и на разбегающуюся толпу, которая, рассыпается мелкими группами.

Шум возобновляется. Сначала слышатся разрозненные выкрики, затем то тут, то там толпа подхватывает крик.

Я вижу прямо перед собой женское лицо, все в капельках пота, а над ним разгоряченное, красное, потное детское личико. И у матери и у ребенка рот широко открыт. Я знаю, что они кричат, но не могу разобрать ни слова. Все сливается в один рев, от которого ушам больно.

Вдруг где-то сзади сыплются выбитые стекла.

Но я он не поворачиваю голову.

Что-то мягкое и трепещущее налегает на меня сзади, и я, не глядя, изо всех сил отталкивают это что-то локтем.

Стоявший передо мной низкорослый человек с худым лицом кричит:

– Убийцы! Убийцы!

Оружие не убивает людей, это делают люди. Почему‑то это меня не удивляет. И именно поэтому страшно. Выбора нет. Надо бы это запомнить.

Я ощущаю странную радость. Понимаю, что должен сделать. Расслабиться и смириться – это против правил. Все слишком просто, ясно и легко. Смотрю и думаю, что нет смысла бежать. Особенно если я не могу убежать.

Чувствую себя опустошенным, измотанным. А в чем можно быть сейчас уверенным? Все мысли, все эмоции еще находятся в состоянии шока.

На углу, напротив, я замечаю группу людей. Они что-то кричат. В ста шагах позади них неровной цепочкой стоят еще люди, а за ними еще и еще, сгущаясь в плотную массу.

Полицейские в бронежилетах, с щитами и собаками, применяют для разгона спецсредства – свето-шумовые гранаты, однако остановить толпу не удается – люди разбегаются и вновь возвращаются на площадь, откуда доносятся крики, свист.

Полковник обращается к толпе с требованием разойтись. Но никто не реагирует, звучит музыка, толпа гудит. Солдаты начинают ритмично бить палками о щиты и с криками движутся вперед. Появляются БТР, но их забрасывают камнями и отрезками арматуры, и они вынуждены отступить. Солдат едва хватает перекрыть улицу.

Солдаты в бронежилете неуклюжи. Передо мной, одного из солдат выдергивают в толпу, он падает, его пинают ногами.