Московский дневник

23 января.

(Я долго ничего не записывал в дневник, и теперь приходится писать все разом.) В этот день Ася готовилась к выписке из санатория. Она перебралась к Рахлиной131 и, тем самым, наконец, в приятную компанию. В следующие дни я смог оценить, какие возможности открылись бы для меня, если бы подобный дом стал доступен мне раньше. Теперь было уже слишком поздно пытаться воспользоваться этими возможностями. Рахлина живет в доме Центрального архива, в большой, очень чистой комнате. Она живет со студентом, который, однако, очень беден и из гордости там не проживает. На второй день нашего знакомства, в среду, она уже подарила мне кавказский кинжал, очень красивой работы, хотя и не представляющий большой ценности и игрушечный. Ася утверждала, что этим подарком я обязан ей. Правда, для моих встреч с Асей дни, которые она провела у Рахлиной, были ничуть не лучше, чем время в санатории. Потому что там всегда был красный генерал, который только два месяца назад женился, но всеми возможными способами ухаживал за Асей и упрашивал ее поехать с ним во Владивосток.

Неизвестный фотограф. Без названия (Стойка на голове). Конец 1920-х гг.

Именно туда его направили служить. Свою жену он собирался, по его словам, оставить в Москве. На этих днях, а точнее, в понедельник Ася получила от Астахова132 из Токио письмо, которое переслала ей из Риги Эльвира. В четверг, когда мы вместе уходили от Райха, она самым подробным образом рассказала мне о его содержании, говорила со мной об этом еще и вечером того же дня. Астахов, похоже, не забывает ее, и, так как она попросила у него платок с цветами вишни, я сказал ей, что, наверное, единственное, что он искал эти полгода в витринах Токио, был такой платок. В первой половине этого дня я диктовал заметку против Блая и несколько писем. После обеда я был в очень хорошем настроении, разговаривал с Асей, но помню только, что Ася, когда я уже вышел от нее с ее чемоданом, чтобы отнести его к себе, еще раз появилась в дверях и протянула мне руку. Не знаю, чего она от меня ожидала – может быть, ничего. Я лишь на следующий день сообразил, что Райх закрутил настоящую интригу, чтобы заставить меня тащить чемодан, потому что сам он чувствовал себя плохо. Через день, после того как Ася переехала, он слег в Маниной комнате в постель. Но гриппозное состояние быстро прошло. Во всяком случае, в том, что касалось моего отъезда, я по-прежнему полностью зависел от Бассехеса. Через четверть часа после того, как я ушел из санатория, мы встретились на автобусной остановке. На вечер я договорился с Гнединым пойти в театр Вахтангова, однако должен был до того пойти с Райхом к его переводчице, чтобы попытаться заполучить ее на следующее утро, когда мне будут показывать в Госкино фильмы. Это удалось. После этого Райх посадил меня в сани, и я поехал к Вахтангову. Через четверть часа после начала спектакля пришли Гнедин и его жена. Я уже было решил уйти и спрашивал себя, вспоминая происшедшее в прошлое воскресенье в театре Пролеткульта, не сумасшедший ли Гнедин. Но билетов уже не было. В конце концов ему все же удалось раздобыть какие-то билеты; однако мы сидели порознь, и в разных актах мы менялись местами на все лады, потому что два места были вместе, а одно отдельно133. Жена Гнедина массивна, приветлива и тиха, несмотря на некоторую невнятность черт, она не лишена шарма. Оба проводили меня после спектакля до Смоленской площади , где я сел на трамвай.